Техасский рейнджер - [108]

Дьюану показалось, что Лоусона хватит удар. У него и без того была толстая короткая шея, и прилив крови заставил его рвануть мягкий воротник сорочки. Дьюан молча продолжал ждать своего случая, спокойный, хладнокровный, зажав все свои чувства в стальные тиски воли.

— Но почему вдруг твоя дочь заинтересовалась этим рейнджером? — настаивал Лоусон.

— Потому что она любит его, а он любит ее.

Дьюан с любопытством наблюдал за реакцией Лоусона. Такое заявление должно было произвести на него впечатление разорвавшейся бомбы. Был ли Лонгстрет искренен? В чем заключалась его игра?

Лоусон, к которому вернулся, наконец, дар речи, осыпал проклятиями Рей, затем рейнджера и в конце концов Лонгстрета.

— Ты проклятый самовлюбленный дурак! — с глубоким и горьким презрением воскликнул Лонгстрет. — Ты думаешь только о себе, о потере приглянувшейся тебе девушки. А подумал бы ты хоть раз обо мне… о моей семье… о моей жизни!

Некий намек, скрытый в словах Лонгстрета, очевидно, дошел до его собеседника. Благодаря дочери каким-то образом должны были проясняться взаимоотношения между ее отцом и двоюродным братом. Такое впечатление возникло у Дьюана, хоть он и не мог сказать, насколько оно было верно. Ревнивые чувства Лоусона, вне всякого сомнения, достигли своей кульминации.

— К дьяволу тебя! — нечленораздельно выкрикнул Лоусон. Он был взбешен. — Она будет моей, или ничьей!

— Никогда она твоей не будет, — резко возразил Лонгстрет. — Да простит меня Господь, но я предпочел бы видеть ее женой рейнджера, чем твоей!

Пока до Лоусона доходил смысл этих слов, Лонгстрет склонился к нему с выражением ненависти и угрозы на лице.

— Лоусон, ты сделал из меня то, что я есть, — продолжал Лонгстрет. — Я поддерживал тебя, защищал. Если говорить правду, то Чизельдайн — это ты! Теперь с этим покончено. Я прекращаю с тобой все дела. С меня хватит! Я выхожу из игры.

Посеревшие, напряженные лица обоих были неподвижны, словно высеченные из камня.

— Джентльмены! — громко окрикнул их Дьюан, шагнув из своего укрытия. — Вы оба выходите из игры!

Мужчины резко обернулись к нему.

— Не двигаться! Не шевелиться! Ни одним мускулом! — предупредил их Дьюан.

Лонгстрет прочел в его глазах то, чего Лоусону не хватило ума прочесть. Лицо его из серого стало пепельным.

— Что это значит? — визгливо заорал Лоусон, вне себя от ярости. Он был далек от того, чтобы повиноваться приказу или распознать неминуемую смерть.

Чувствуя, как каждый нерв его дрожит от возбуждения, но вместе с тем превосходно владея собой, Дьюан поднял левую руку, чтобы отвернуть лацкан своего расстегнутого жилета. Перед глазами мужчин ярко сверкнула серебряная звезда.

Лоусон взвыл, словно пес. В диком, безумном бешенстве, с безрассудством явного бессилия, он схватился скрюченными пальцами за рукоятку револьвера. Выстрел Дьюана пресек его действия.

Прежде чем Лоусон зашатался и выпустил из рук револьвер, Лонгстрет прыгнул к нему, обхватил его сзади левой рукой и молниеносно выдернул револьвер одновременно из кобуры и его мертвых пальцев, прикрываясь телом мертвеца. Дьюан увидел короткие вспышки красного пламени, клубы дыма, услышал быстро чередующиеся друг за другом звуки выстрелов. Что-то обожгло его левую руку. Затем удар, быстрый, как ветер, неслышный для уха, но мощный по силе, потряс все его тело, заставив пошатнуться. Жгучая боль от струи раскаленного свинца пронзила его после удара. Сердце Дьюана словно взорвалось, но сознание оставалось исключительно ясным и четким.

Дьюан слышал, как Лонгстрет лихорадочно нажимает на курок револьвер Лоусона, как боек щелкает вхолостую, падая на пустые гильзы. Лонгстрет израсходовал все заряды. Он выругался так, как ругаются побежденные. Дьюан ждал, теперь уже спокойный и уверенный. Лонгстрет пытался поднять тело убитого, притянуть его ближе к столу, где лежал его собственный револьвер. Но учитывая опасность, он нашел эту задачу непосильной. Он нагнулся, пристально глядя на Дьюана из-под руки Лоусона, безвольно свисавшей вдоль туловища. Его глаза выражали жажду убийства. Невозможно было обмануться в значении того странного и жуткого блеска, которым светились эти глаза. Дьюану не раз выпадал удобный случай прицелиться в них, в макушку Лонгстрета, в его незащищенный бок.

Лонгстрет отбросил труп Лоусона. Но прежде чем он упал, прежде чем Лонгстрет успел прыгнуть, как он со всей очевидностью намеревался, к своему револьверу, Дьюан взял его на мушку и резко крикнул:

— Не приближайся к оружию! Не смей! Я убью тебя! Клянусь Богом, убью!

Лонгстрет стоял в десяти шагах от стола, где лежал револьвер. Дьюан видел, как он подсчитывает свои шансы. Это был классный игрок. Он обладал несомненным мужеством, заставлявшим Дьюана уважать его. Дьюан наблюдал, как он прикидывает расстояние до оружия. Он выглядел непреклонным. Он действительно намеревался сделать это. И тогда Дьюану придется его убить.

— Послушайте, Лонгстрет, — быстро окликнул его Дьюан. — Игра окончена. Вы проиграли. Но подумайте о своей дочери! Я сохраню вам жизнь… Я попытаюсь добиться для вас свободы на определенных условиях. Ради нее! Я прижал вас к стенке — со всеми уликами. Вот лежит Лоусон. Вы один. Мои люди во главе с Мортоном на моей стороне. Бросьте сопротивляться. Сдавайтесь! Выполняйте мои требования, и я вас выручу. Может быть, мне удастся убедить Мак-Нелли отпустить вас на вашу старую родину. И только ради Рей! Ее жизнь, а возможно, и счастье, могут быть спасены! Ну же, поторапливайтесь! Ваш ответ!