Тегеран 1943 - [39]

Черчилль объяснил, что он имел в виду проблему границ и что было бы хорошо здесь, за круглым столом, ознакомиться с мыслями русских относительно будущих границ Польши. Потом он, Черчилль, или Идеи могли бы изложить эти соображения полякам.

— Мы полагаем, — продолжал Черчилль, — что Польшу следует удовлетворить, несомненно, за счёт Германии. Мы были бы готовы сказать полякам, что это хороший план и что лучшего плана они не могут ожидать. После этого мы могли бы поставить вопрос о восстановлении отношений. Но я хотел бы подчеркнуть, что мы хотим существования сильной, независимой Польши, дружественной по отношению к России.

Сталин, в свою очередь, изложил позицию советского правительства по этому вопросу.

— Речь идёт о том, — сказал он, — что украинские земли должны отойти к Украине, а белорусские — к Белоруссии. Иными словами, между нами и Польшей должна существовать граница 1939 года, установленная Конституцией нашей страны. Советское правительство стоит на точке зрения этой границы и считает это правильным.

Молотов пояснил, что обычно эту границу называют линией Керзона.

— Нет, — возразил Иден, — там были сделаны существенные изменения.

Молотов заявил, что Иден располагает неправильными сведениями.

Тут Черчилль извлёк карту, на которой, как он сказал, нанесена линия Керзона и линия 1939 года. Тут же была указана линия Одера. Иден, водя пальцем по карте, принялся объяснять, что южная часть линии Керзона не была точно определена, и добавил, что, как предполагалось, линия Керзона должна была проходить восточнее Львова.

Сталин возразил, что линия на карте Черчилля нанесена неправильно. Львов должен оставаться в пределах Советского Союза, а линия границы должна идти западнее. Сталин добавил, что Молотов располагает точной картой с линией Керзона и с её подробным описанием. Он при этом подчеркнул, что Польша должна быть действительно большим, промышленно развитым государством и дружественным по отношению к Советскому Союзу.

Тем временем Молотов распорядился доставить карту, о которой упомянул Сталин. Через несколько минут принесли большую чёрную папку. Раскрыв её, Молотов развернул карту на столе и указал на нанесённую там линию Керзона. Молотов зачитал также текст радиограммы, подписанной лордом Керзоном. В ней точно указывались пункты, по которым проходит эта линия. После уточнения этих пунктов по карте вопрос стал предельно ясен. Позицию советской стороны больше нельзя было оспаривать. Черчилль и Иден ничего не могли возразить. Обращаясь к Сталину, Черчилль сказал:

— По-видимому, участники конференции не имеют существенных расхождений по поводу западных границ Советского Союза, включая и проблему Львова…

Рузвельт спросил, можно ли будет осуществить переселение лиц польской национальности по их желанию в Польшу. Сталин ответил утвердительно. После этого Черчилль сказал, что посоветует полякам принять разработанные здесь предложения. Он добавил, что приготовил проект специального документа по польскому вопросу, который он хочет тут же зачитать. Черчилль оговорился, что не просит соглашаться с данным предложением в том виде, в каком оно представлено, поскольку он сам ещё не принял окончательного решения. Затем Черчилль зачитал следующий текст: «В принципе было принято, что очаг польского государства и народа должен быть расположен между так называемой линией Керзона и линией реки Одер, с включением в состав Польши Восточной Пруссии и Оппельнской провинции. Но окончательное проведение границы требует тщательного изучения и возможного расселения населения в некоторых пунктах».

Сталин согласился в принципе с формулой, предложенной Черчиллем.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Спор о военных преступниках

Хочу рассказать об одной неофициальной встрече, на которой между советским и английским делегатами произошло серьёзное столкновение. То был совместный обед трёх лидеров и их ближайших соратников, который поначалу проходил очень мирно. Тостов было много: за здоровье участников конференции, за успехи разных родов войск, за победу над общим врагом, за послевоенное сотрудничество. Были и весьма конкретные политические тосты. Например, с советской стороны среди других был провозглашён такой тост:

— Предлагаю тост за будущие поставки по ленд-лизу. Пусть они прибывают вовремя, не запаздывая, как сейчас!

К концу обеда Сталин поднялся с места и стал говорить о нацистских военных преступниках.

— Я предлагаю поднять тост за то, — сказал он, — чтобы над всеми германскими военными преступниками как можно скорее свершилось правосудие и чтобы они все были сурово наказаны. Мы должны, действуя совместно, покарать их, как только они попадут в наши руки. Пусть ни один из них не избежит кары, пусть ни один из них не спрячется даже на краю света. Думаю, что таких нацистских преступников наберётся немало…

Едва закончился перевод этой речи на английский язык, как Черчилль, словно ужаленный, вскочил с места. После каждого из ранее произнесённых тостов он добросовестно осушал по рюмке коньяку и был уже в весьма возбуждённом состоянии. Теперь британский премьер резким жестом отодвинул рюмку, она опрокинулась и коньяк разлился большим жёлтым пятном по скатерти. Черчилль не заметил этого — он уже едва владел собой. Его лицо и шея побагровели, глаза налились кровью. Размахивая руками, он выкрикнул: