Techne. Сборка сообщества - [12]

Однако время от времени социальные процессы подкидывали каверзные вопросы, например почему сообщества развиваются по-разному; почему люди не могут изменить обстоятельств своего существования, даже если прекрасно осознают их; почему пороки неискоренимы; почему одни богатеют, а другие беднеют и т. д. Не найдя ответов, оставалось лишь развести руками и объявить о принципиально неразрешимой загадке общественного устройства либо толковать что-то такое о «культуре», «традициях» и прочих воплощениях духа, наконец, пользоваться стереотипами и приписывать разным народам и социальным группам какие-то особенные свойства, предопределяющие какой-то особый путь существования.

В ходе исторического процесса институциональное устройство общества изменялось, реагируя на существовавшие практики, но научное объяснение этому исходило из идеальной структуры отношений, в равной мере согласующей условия, интересы и возможности сообществ – индивидов, групп, стран и народов, вне зависимости от условий их существования и позиций во взаимной коммуникации. В работах Г. Гегеля, О. Конта, Г. Спенсера, Э. Дюркгейма, М. Вебера и Т. Парсонса объяснение социального развития синтезировало теоретические представления о взаимосвязанности общества как целого, но попытки выйти на поверхность повседневной реальности оборачивались апологией собственного или желаемого социального порядка. Теоретически все сообщества были равны, практически – различны. Ситуацию сообществ, неравно реализующих «равные» возможности, стали имплицитно объяснять «развитием» и «отсталостью», корни которых также имплицитно усматривались в культуре народов, а границы – в пределах национальных государств.

Попытки обойти недостатки концепции тотального общества – в виде практик Э. Гидденса, П. Бурдье – оказались небезынтересными и немало поведали об устройстве общественных отношений, но и они содержали в себе неустранимые недостатки. В частности, эти концепции не в состоянии объяснить одновременные сходство и различие практик, их содержательные и формальные изменения, то есть динамику и границы. Политические теории группировались вокруг идеологических партий, отстаивая правоту консерватизма, либерализма, марксизма, фашизма в пользу отдельных групп; обслуживали бюрократию, занимаясь теоретизированием администрирования внешней и внутренней политики, либо сосредоточивались на отдельных аспектах политических отношений, будь то геополитика, борьба партий и т. д. Попытки создания синтетических теорий К. Маркса, М. Вебера группировались вокруг частных институциональных аспектов, а теории общественной организации В. Парето и Г. Тарда, по сути, не получили продолжения.

В схожем положении оказались и экономические теории. А. Маршалл смог объяснить внутреннее устройство экономики на макро– и микроуровнях, но лишь функционально, оставив за скобками социальное устройство и политические отношения. Экономические теории были в состоянии описать отдельные формы структурирования процессов – центрированных государством, в случае Дж. М. Кейнса, или децентрированных рынком, как у М. Фридмана, но лишь до тех пор, пока институциональная структура не переставала работать. Попеременно каждая из них пробовала себя в управлении обществом и оказывалась в тупике как теоретического, так и практического характера. Признание Й. Шумпетером важности анализа динамики общества, а Д. Нортом влияния институтов не привели к обобщающим синтезам, одновременно реализуемым на уровне теоретического определения и практического управления.

Тело общества функционально упорядочено посредством институтов и организаций, но равенства исполнения функций как не было, так и нет, и многие хорошие теории оказались бесполезными вследствие такой банальности. К. Маркс, разделяя мнение Смита об изначальном социальном неравенстве, употребил всю свою интеллектуальную мощь на создание модели равновесной социальной системы, способы практического осуществления которой так и остались туманными. При попытках совместить научные и практические данные в междисциплинарных исследованиях оказалось, что чего-то очень существенного не хватает. Ускользала сама социальная структура, теоретическая и практическая, поскольку оставалась без внимания коммуникация сообществ – людей, приводящих в движение все микро– и макропроцессы в ходе своего обустройства.

Стремление к любым формам гомогенизации – это локальные стратегии управления. Их нельзя использовать исходя из якобы уже имеющегося равенства и тождественности интересов или предположений, что социальные институты в равной мере воздействуют на всех людей. Исходно неравное положение индивидов и сообществ делает попытки институциональной фиксации политического и экономического равенства временными: неудача свободного рынка, коммунизма и государства благоденствия тому примеры. Следовательно, необходимо понять, какие объективные процессы социальной коммуникации взрывают неравенство; и последующая стратегия должна исходить не только из минимизации неравенства, но и его неизбежности. Сделать это ввиду того, что общественные науки носят не только непосредственно научный, но и политический характер, будет нелегко, но необходимо.