Течет Сена - [4]

Адамберг дал Васко все монеты, которые были в кармане.

— Возвращаешься на работу?

— Да.

— На всякий случай, знай, что перед дверью твоего комиссариата — отвратительная лужа. Берегись. Большой блондин ее хорошо пометил.

Адамберг поблагодарил его и медленно пересек улицу.

В течение двух следующих недель никаких анонимных писем в комиссариат не приходило. Жан-Батист Адамберг, который начал караулить время доставки корреспонденции с рвением, на него не похожим, прошел через все фазы обманутой любви, надежды и размышлений. Он был уже на последнем этапе, то есть бунта и презрения, и отныне старался выглядеть равнодушным, когда в бюро доставляли пакет писем.

Сообщение из лаборатории оказалось разочаровывающим. Ни бумага, ни конверт, ни клей не выявили ничего любопытного. Буквы были вырезаны ножницами маленького формата, но не бритвой. Никаких следов пальцев. Никаких орфографических ошибок. Буквы, вероятно, вырезались из местной ежедневной газеты «Голос центра». Это ни к чему не вело, так как конверт был опущен в Париже, а эту газету можно найти на всех вокзалах. Можно было предположить, что автор — человек образованный и аккуратный. Эти крохи информации не вели никуда, Адамберг выучил их наизусть.

Мечтательная беззаботность комиссара редко нарушалась бурлением уголовных дел. Он спокойно занимался документами в ожидании развязки. Если необходимо, он мог ждать недели или месяцы, прежде чем устремиться к цели, что сильно раздражало Данглара. Он мог целиться спокойно. В течение года в армии он стал снайпером, и его начальники таскали его с турнира на турнир, как идиота. Он провел год, стреляя в нарисованные квадратики. Его никогда не учили целиться. Он никогда не тренировался. Когда наступал момент, он медленно упирал оружие в плечо, целился и стрелял. Хорошее дело — он убивал лишь картонку. Он стремился действовать подобным образом и со своими расследованиями, держаться подальше от форсированных маршей, а затем, в последний момент, прицелиться. Он считал, что ощутит момент, когда убийца пересечет его территорию, что существует тот или иной способ это узнать, и тогда он начнет действовать. Данглар утверждал, что это глупости.

Адамберг был с ним совершенно не согласен и внимательно следил за своей территорией, позволяя взгляду плыть как сеть под волнами. Но на этот раз все шло несколько по-иному. Он плыл не так хорошо. Не было ни расследования, ни преступления. И ради простого письма, в котором его обозвали дурнем, он расстроился и занервничал. Именно по этой причине, считал он, этот тип с самого начала получил преимущество.

Напротив, отсутствие писем ничуть не возбудило в Дангларе ни малейшего интереса к приходу курьера. А вот присутствие Васко да Гама, всегда располагавшегося на своей скамье, с каждым днем раздражало его все больше. Каждый вечер Васко уносил лакея, на котором в настоящее время помимо старого пиджака висели почти в пару ему брюки.

Прибытие Васко вчера утром с торшером просто уничтожило Данглара. Этот торшер высотой с человека имел покрытую ржавчиной стойку и темно-зеленый металлический абажур. Из окна коридора Данглар видел, как Васко сделал ему знак рукой, разложил на скамье коробку с галетами и пакет с фисташками и поставил торшер напротив лакея, как будто для того, чтобы свет падал удобнее для чтения. Васко обращался со своим барахлом с нежностью, которой то не заслуживало. Он отступил на несколько шагов, чтобы оценить вид своего нового салона, разложил пластиковые пакеты на земле, поровней расставил какой-то мусор, который достал из карманов и скрупулезно просмотрел, и приготовился читать. Приклеившийся к стеклу Данглар разрывался между подавляемым желанием задержать старика за бродяжничество и нарушение общественного порядка и стремлением пойти и усесться рядом на скамью на солнышке и под этим торшером, который не работал. Он слышал как подошел Адамберг. Комиссар встал рядом и прижал лоб к стеклу.

— Он сказал, что приобрел кое-что из обстановки, — заметил Адамберг.

— Надо убрать отсюда этого старого сумасшедшего. Он меня раздражает. Я из-за него нервничаю.

— Не сейчас. Возможно, он не безумен.

— Уже говорили с ним? Вам не показалось, что он съехал с катушек?

— У каждого свой крест, как он утверждает. Когда он принес лакея?

— Сегодня будет шестнадцать дней.

— И потом пришло письмо.

Данглар посмотрел на него, не понимая.

— И что из этого?

— Ничего. Вижу, что вчера он принес торшер.

— И?

— А сегодня пришло письмо.

Данглар недоверчиво посмотрел на Адамберга и пожал плечами.

— Торшер не имеет ничего общего с письмом.

— Конечно, — согласился Адамберг. — Это просто совпадение, но мы не можем его игнорировать.

— Если постараться, можем.

— Ладно. Но прочтите письмо, Данглар.

Письмо и конверт уже были помещены в пластиковый пакет. Буквы оказались наклеены так же тщательно, как в предыдущем письме.

20 июля

Месье Комиссар,

Ждали новостей от меня? Да, конечно. Вот еще волосок, который я бросаю вам. Как полицейский, вы дурак. Вы не можете меня взять. Вы меня не беспокоите. Для меня вы уже проигравший.

Спасение и свобода

X

— Смесь грубости и чванства, — прокомментировал Данглар.