Течение времени - [30]
На кухне шумели примусы, коптили керосинки, на сковородках потрескивало сало под жарившейся картошкой, в кастрюльках томились щи, и начинали закипать всевозможные супы – и постные, и скоромные. Все это происходило одновременно на пяти-семи керосинках и примусах, расставленных на огромном кухонном столе, занимавшем пространство от дверей на лестницу черного хода почти до комнаты тети Кати. На кухне также размещалась огромных размеров плита, которую топили колотыми дровами полуметровой длины. Плиту разжечь было непросто – дымоходная труба была забита сажей и отчаянно дымила. Время от времени приходил трубочист, одетый в брезентовую робу с брезентовым колпаком на голове, перепачканный сажей с головы до пят, с нехитрыми приспособлениями: тонкой веревкой в несколько десятков метров, лежащей на плече, а также с мешком, гирькой и щетками, чтобы сбивать в трубах сажу. На улице он кричал: «Трубочист, трубочист!», словно предупреждая, что может испачкать прохожих, а войдя во двор, те же слова выкрикивал как-то по-другому: протяжно и громко. На кухне его появление вызывало оживление, добрые шутки, притворный ужас, что он всех перепачкает. Его приход означал, что вскоре начнется большая стирка, что к всеобщему согласию установится порядок – кто за кем. Стирали белье в корыте, установленном на двух табуретках, используя новинку того времени – стиральную доску. На плиту ставили баки с бельем, заливали водой, насыпали мыльный порошок, соду и еще что-то, и все эти три-четыре бака кипели, пенились, шипели, включаясь в общий хор примусо-керосиновой симфонии. Иногда пары от кипящих баков настолько заполняли кухню, что, пробираясь к черному ходу во двор, мальчишка вполне мог представить себя пловцом, плывущим в воде брассом или еще каким-то стилем, за что вдогонку слышал беззлобное порицание тети Тани: «У, неслух».
После войны в доме провели газ, как тогда говорили – саратовский, и центральное отопление. Это означало: долой плиту, примусы и керосинки, сажу и копоть, а в Алешиной угловой комнате – и сырость, с которой родители ничего не могли поделать. Это была революция, которую вся квартира встретила с большим энтузиазмом, как начало новой жизни. Был выброшен большой стол с примусами и керосинками и на его месте установлены три великолепные газовые плиты с четырьмя конфорками и духовкой в каждой, никелированными кранами, эмалированными поддонами и прочей красотой. Подросло молодое поколение, и в некоторых комнатах площадью 16 – 20 квадратных метров проживало теперь фактически по две семьи. За каждой семьей закрепили по одной конфорке, многодетной – выделили две конфорки, только Целебеевы, отказавшись от современного способа приготовления пищи, продолжали готовить еду в своей комнате на примусе.
И так как благодаря саратовскому газу приготовление пищи теперь обходилось без копоти, жильцы приняли общее коллективное решение (единственное за все время совместного проживания) – пора делать ремонт на кухне. Стены и потолок кухни были настолько прокопчены, и в их первородную штукатурку так глубоко въелась грязь, копоть и сажа, что никакими силами два маляра, махавшие длинными кистями, так и не смогли с ними справиться.
– Сбивать надо штукатурку, ядреный корень, никакая купороса не поможет, – определил старший, а младший согласно кивал головой.
– Студент, – обратился он к Алеше, – может, кому еще, ядреный корень, ремонт нужон, не знаш? Мы дело свое знам. Только кухня эта справедливому ремонту не подлежит, ядреный корень.
Все же решили белить потолок и стены, но кухня и после ремонта осталась грязно-желтого цвета на вечные времена.
Глава VII. Лена
Числа пятого мая прибежал возбужденный Димыч:
– Алешка, быстрее к нам, Леночка приехала, вроде бы совсем.
– Когда?!
– Только что, прямо с вокзала!
В это время в комнату вошла мама.
– Мамуля, Леночка приехала только что, кажется, совсем. Сейчас будут демобилизовывать, я думаю, в первую очередь медперсонал с эвакогоспиталей – надо разворачивать госпитали для раненых и больницы для гражданского населения. Мы к ней с Димычем побежим.
– Подождите, ребята, успокойтесь. Дайте ей прийти в себя с дороги. Ей надо передохнуть, сходить в баню, привести себя в порядок… Она же молодая женщина, она хочет выглядеть интересной, привлекательной. Это закон жизни. Ей пришлось три с половиной года проносить шинель и сапоги. Дайте ей осмотреться, почистить перышки… Вы все еще дети, хотя скоро вам по восемнадцать.
– Она уже убежала в баню, военные там проходят без очереди.
– Вот видите, Леночка зря время не теряет. Приведите себя в порядок, сходите в парикмахерскую – сейчас первая половина дня, народу еще мало. Затем надо сбегать на рынок за цветами и пробежаться по магазинам за шампанским. Алеша, вот тебе на двоих с Димой, – и она протянула деньги.
– У меня свои есть, – насупился Димыч.
– Ну и отлично. Купите самые красивые розы, и может быть, хватит денег на две бутылки шампанского, скорее всего, еще кто-то придет. Не тревожьте ее часов до шести. После беготни, Алеша, тебе надо переодеться, а духи «Красная Москва» передашь Леночке с моими поздравлениям. Скажи, что я всегда рада ее видеть.
Побывав в горах однажды, вы или безнадёжно заболеете ими, или навсегда останетесь к ним равнодушны. После первого знакомства с ними у автора появились симптомы горного синдрома, которые быстро развились и надолго закрепились. В итоге эмоции, пережитые в горах Испании, Греции, Швеции, России, и мысли, возникшие после походов, легли на бумагу, а чуть позже стали частью этого сборника очерков.
Что вы сделаете, если здоровенный хулиган даст вам пинка или плюнет в лицо? Броситесь в драку, рискуя быть покалеченным, стерпите обиду или выкинете что-то куда более неожиданное? Главному герою, одаренному подростку из интеллигентной семьи, пришлось ответить на эти вопросы самостоятельно. Уходя от традиционных моральных принципов, он не представляет, какой отпечаток это наложит на его взросление и отношения с женщинами.
Спасение духовности в человеке и обществе, сохранение нравственной памяти народа, без которой не может быть национального и просто человеческого достоинства, — главная идея романа уральской писательницы.
Перед вами грустная, а порой, даже ужасающая история воспоминаний автора о реалиях белоруской армии, в которой ему «посчастливилось» побывать. Сюжет представлен в виде коротких, отрывистых заметок, охватывающих год службы в рядах вооружённых сил Республики Беларусь. Драма о переживаниях, раздумьях и злоключениях человека, оказавшегося в агрессивно-экстремальной среде.
Эта повесть или рассказ, или монолог — называйте, как хотите — не из тех, что дружелюбна к читателю. Она не отворит мягко ворота, окунув вас в пучины некой истории. Она, скорее, грубо толкнет вас в озеро и будет наблюдать, как вы плещетесь в попытках спастись. Перед глазами — пузырьки воздуха, что вы выдыхаете, принимая в легкие все новые и новые порции воды, увлекающей на дно…
Футуристические рассказы. «Безголосые» — оцифровка сознания. «Showmylife» — симулятор жизни. «Рубашка» — будущее одежды. «Красное внутри» — половой каннибализм. «Кабульский отель» — трехдневное путешествие непутевого фотографа в Кабул.
Новый роман Елены Катишонок продолжает дилогию «Жили-были старик со старухой» и «Против часовой стрелки». В том же старом городе живут потомки Ивановых. Странным образом судьбы героев пересекаются в Старом Доме из романа «Когда уходит человек», и в настоящее властно и неизбежно вклинивается прошлое. Вторая мировая война глазами девушки-остарбайтера; жестокая борьба в науке, которую помнит чудак-литературовед; старая политическая игра, приводящая человека в сумасшедший дом… «Свет в окне» – роман о любви и горечи.
Один из главных «героев» романа — время. Оно властно меняет человеческие судьбы и названия улиц, перелистывая поколения, словно страницы книги. Время своенравно распоряжается судьбой главной героини, Ирины. Родила двоих детей, но вырастила и воспитала троих. Кристально честный человек, она едва не попадает в тюрьму… Когда после войны Ирина возвращается в родной город, он предстает таким же израненным, как ее собственная жизнь. Дети взрослеют и уже не помнят того, что знает и помнит она. Или не хотят помнить? — Но это означает, что внуки никогда не узнают о прошлом: оно ускользает, не оставляя следа в реальности, однако продолжает жить в памяти, снах и разговорах с теми, которых больше нет.
Роман «Жили-были старик со старухой», по точному слову Майи Кучерской, — повествование о судьбе семьи староверов, заброшенных в начале прошлого века в Остзейский край, там осевших, переживших у синего моря войны, разорение, потери и все-таки выживших, спасенных собственной верностью самым простым, но главным ценностям. «…Эта история захватывает с первой страницы и не отпускает до конца романа. Живые, порой комичные, порой трагические типажи, „вкусный“ говор, забавные и точные „семейные словечки“, трогательная любовь и великое русское терпение — все это сразу берет за душу.
Великое счастье безвестности – такое, как у Владимира Гуркина, – выпадает редкому творцу: это когда твое собственное имя прикрыто, словно обложкой, названием твоего главного произведения. «Любовь и голуби» знают все, они давно живут отдельно от своего автора – как народная песня. А ведь у Гуркина есть еще и «Плач в пригоршню»: «шедевр русской драматургии – никаких сомнений. Куда хочешь ставь – между Островским и Грибоедовым или Сухово-Кобылиным» (Владимир Меньшов). И вообще Гуркин – «подлинное драматургическое изумление, я давно ждала такого национального, народного театра, безжалостного к истории и милосердного к героям» (Людмила Петрушевская)