Течение Алькионы - [4]

В конце концов мы устроились на другом Венце, помогая расширить его границы. С самого начала Венец был для меня тяжелым бременем, которое я терпел ради Лэпторна, а цивилизация была его бременем, которое он терпел ради меня.

Мне думается, ни один из нас не был счастлив. Мечты Лэпторна были неосуществимы — он никогда не мог довести их до какого-либо завершения. Со мной он осуществлял их в большей степени, чем это удалось бы ему с кем-нибудь другим, но даже я не мог найти ему места, где он был бы счастлив. В то же время я не был бы счастлив нигде и никогда. Просто я несчастливый человек. Лэпторн сказал, что у меня нет души.

Многие космонавты похожи на меня. Холодные, лишенные эмоций люди, которые не вбирают в себя ни кусочка планеты, ни людей, которых они видят. Мало таких, как Лэпторн — с его уязвимостью, но без его неистовства — но со временем и они находят себе пристанище. Если только вообще можно проникнуть в их души, что-нибудь их захватывает. Если не одна планета, так другая. Только Лэпторн всегда оставался самим собой. Большинство людей, которые достаточно долго живут среди звезд и терпят крушение на какой-нибудь изношенной, заброшенной планете — космонавты моего типа бродяги, одинокие волки, люди с каменным сердцем, люди без души.

Я сплю в рубке управления, потому что моя койка стоит вертикально, а рубка управления — единственное место, где стена может служить вполне просторным полом и наоборот. Старый "Пожиратель Огня" был не так тесен, но, несмотря на это, «Джевелин» — корабль получше. Хотя, так ли это? "Пожиратель Огня" никогда не падал.

Даже здесь, внутри, голос ветра может меня настичь. Двери, чтобы сдержать его снаружи, нет, но даже если бы она и была, голос все равно нашел бы способ забраться сюда. Мне трудно уснуть, но это вина не только ветра. Причиной этому голод и отсутствие времени. Я бы спал все время, если бы мог. Но я насыщаюсь слишком легко, а сон не так-то легко приходит, когда ты уже по горло сыт им.

Когда сознание уплывает от меня в поисках призрачного сна, я думаю о людях. Там, на Земле, был Хэролт, еще до того, как мы с Лэпторном скрепили печатью наш несчастливый союз и купили "Пожирателя Огня" на свои скудные средства. Я тогда был очень молод, а Хэролт стар. Должно быть, он уже умер. Прошло семь лет с тех пор, как я в последний раз был дома и виделся с ним. Перед этим Лэпторн смягчился пару раз и дал мне возможность приземлиться на родной планете. Но он ненавидел Землю, как яд, и я позволил ему развести меня с нею в конце концов.

Но даже Лэпторн любил Хэролта. На него приятно было работать, и он многому научил меня в смысле космических кораблей и космонавтов. Я научился управлять "Пожирателем Огня" по интуиции — пользоваться его чувствительной антенной, словно это были мои глаза и мое тело. Всему этому меня научил Хэролт, он знал, как это делается, и добился того, чтобы это знал и я.

В те времена так не летали, не считали это нужным. В летных школах учили доверять автоматам, а не становиться их частью. Это срабатывает в чистом космосе, при плановых полетах. Но совсем не то во Внешнем Венце и в центре Галактики. Вот почему цивилизация — это Внутренний Венец, а не само его сердце.

Хэролт обучил Лэпторна устройству ходовой части. Считается, что управлять переходным устройством не представляет трудности. Но Хэролт не давал Лэпторну даже думать о том, что он может стартовать, не зная всего, что надо было знать. Если бы не Хэролт, мы никогда не попали бы в космос. Если бы не Хэролт, мы никогда не продержались бы там так долго. Мы бы даже не оказались на этой заброшенной скале на краю неизвестности. Я благодарен Хэролту за все, что он для нас сделал и пытался сделать. Мне жаль, что все кончилось таким образом, то же почувствовал бы и Хэролт, если бы знал.

Новые лица.

На Пениэле была девушка по имени Миан. На Рокхолте была Доркас, на Алхагаеле была Джоан, на Дорениконе была Офиния. Не слишком внушительный список. И не имеющий большого значения. Больше нет никого, достойного воспоминаний, и даже эти — не самые дорогие из них. Он мог бы заталкивать в себя деликатесы воспоминаний до бесконечности. Но для меня они ничего не значили.

Алахак был моим другом. Он был торговцем с Хормона. Я как-то спас ему жизнь не Бенето. Он спас жизнь Лэпторну на Бэкхофене, Лэпторн спас жизнь мне на Сан-Калоджеро. Я не уверен, что все происходило в такой последовательности. Долгое время мы были вместе — Алахак и я. Не потому, что вместе летали и не потому, что перехватывали друг у друга грузы. Просто потому, что мы думали одинаково.

Алахак с его инженером Кувио — были полной противоположностью нам с Лэпторном. Его корабль — «Гимния» — представлял собой сверкающий корабль планеты Хормон.

Я купил «Джевелин», потому что она была больше похожа на «Гимнию», чем любой из кораблей, построенных человеком. Алахак был одним из немногих людей, которые мне когда-нибудь нравились, и один из немногих, которых высоко ценил Лэпторн. Даже бродягам необходимо иногда любить кого-нибудь, ради кого они могут пойти на риск. Иметь кого-то, на чью помощь они могут надеяться.