Течение Алькионы - [22]

Не уверенный в направлении, тем не менее, я пошел.

— Забудь это, — советовал шепот. — Ты всего лишь пешка.

Убирайся к черту, — сказал я.

— Ты думаешь, кто-то собирается преследовать тебя? Девушка, возможно? Скорее всего, это мелодрама. Какой же ты дурак, если собираешься бросаться этим временем. Больше мне не нужна твоя помощь. В дальнейшем при всех разногласиях я твой собственник. Или ты собираешься сменить пластинку? Играй, я боюсь. Играй, но я не могу принять этого. Почему бы тебе хоть раз не остаться честным с самим собой. Ты же хочешь этой работы. Тебе она нужна больше, чем какая-либо другая. Ты боишься не Течения и корабля. Ты боишься, что не сможешь этого сделать.

Оставь меня одного.

— Я не могу этого сделать. Теперь ты не один и впредь никогда уже одним не будешь. Ты должен научиться жить со мной, даже вопреки своему желанию. И несмотря на то, что сделать это теперь труднее, тебе следует вернуться назад и принять эту работу. Это не увеселительная прогулка, но тебе не нужно увеселение. Если ты оставишь этот корабль внизу, то с таким же успехом можешь заползти в нору и умереть. Даже если Течение разобьет корабль, ты должен быть на нем.

Я не вернулся. Я продолжал бесцельно слоняться. Чужак был совершенно прав. Это был кавардак, совершенно очевидный. Нет страха глубокого космоса, нет страха перед Течением, только страх удобного случая. Существовал шанс, что я не сумею поднять его. Шанс, что я не сумею стать душой и сердцем "Хохлатого Лебедя". Кавардак.

Я бродил по верфи час, пока окончательно не стемнело. Единственный свет, который был виден — звездный, и одинокие габаритные огоньки светились с башен — бледное свечение фальшивой жизни там, где существовала дряхлость и раздражение. Я вышел наружу, одиноко шагая назад по узким беспорядочным улочкам припортовой части города. Начало накрапывать, вода жужжала и грохотала по крышам и проходам. Я держался темных аллей, подальше от широких улиц, где машины норовили сшибить любого, кто им подвернется.

Мне хотелось выпить, но не в маленьком захудалом баре, полном молчания, печали и равнодушия. Я двинулся вперед, в густонаселенный район, где были большие и шумные ловушки для туристов. Где — даже сейчас толпились пассажиры и члены экипажей звездолетов. Где я мог ощутить вкус прежних времен — дней "Пожирателя Огня" и дней «Джевелин». Времен Лэпторна. Мертвых времен.

После седьмой рюмки я был хорош и все еще трезв, как скала, когда началась драка. Она ничем не могла повредить мне. В космопортах всегда дерутся. Драки — это традиция и слава флота. Большей частью они не заканчиваются — они своеобразные испарители. Редко случалось, чтобы кого-то калечили или арестовывали. В барах поэтому использовали небьющийся инвентарь.

Тем не менее, я подошел посмотреть. В середине помещения очистили круг. Оттуда сдвинули пару столиков с дюжиной стаканов. Дрались шестеро-пятеро с одним. Толпа в привычной спортивной манере приветствовала одиночку, который даже не пытался уклоняться от ударов. Естественно, бедняга ослаб.

Это был Ротгар.

Первый друг, которого я увидел за два года.

Кто-то швырнул его в моем направлении, я мягко подхватил его за плечи, и рванул на себя так быстро, что другие не увидели, куда он делся. Кольцо зевак плотно сомкнулось у нас за спиной, укрыв нас с Ротгаром от нападавших. Пятеро мужчин близоруко оглядывались, медленно опуская руки, когда определили, что на них больше никто не нападает. Зная Ротгара, я не питал и тени сомнения, относительно того, кто был зачинщиком потасовки.

Он извивался и мотал головой, целя мне прямо в лицо. Он не узнал меня и попробовал ударить. Я ударил его в ответ.

— Ротгар, чертов дурак, — сказал я. — Я — Грейнджер!

— О, сказал он. — Ха. Скольких мы убили?

— Никого.

— Сколько в нокауте?

Я покачал головой и отпустил его.

— Ты растерял свои навыки, — сказал он, — мы могли бы уложить многих.

— Ты сам справился, — сказал я.

— Теперь хотел бы знать, на кой черт нужны друзья? — сказал он. Проклятый ублюдок, почему ты не помогал мне?

— Я помог, — сказал я ему. — Я прекратил драку.

— Дьявол.

— Ты распустился, — добавил я.

— Постарел, — издевался он над собой, — они текли слишком быстро, те дни. Унеслись на максимальной скорости.

Я усадил его в кресло и стал смотреть. Седой, три или четыре дня не бритый, темноглазый. Среднего роста, но все еще старавшийся выглядеть больше, чем он был. И ходить больше, и говорить. Его горячий нрав при комнатной температуре быстро остыл. Он сел, и вовсе не потому, что его сильно избили. Он был достаточно стар. Он выглядел немного нелепо, ввязавшись по обыкновению в драку, словно все было шуткой. Нисколько.

— Где ты был последние годы? — спросил я.

— Ты знаешь эту рутину. Подбираешь для себя что-то, а после того, как устраняешь неполадки, компания принимает какого-то ублюдка. Ты нянчишь ребенка и выхаживаешь его, а затем они футболят тебя, как мяч, и сплавляют в архив. Спас несколько кораблей, может быть, разломал один или два. Я уже забыл, когда это было. Возможно, рассказывал тебе раньше. Теперь они все боятся меня. Линии не хотят иметь со мной дела, а компании ненавидят мои выходки.