Театр в квадрате обстрела - [15]

Нужна ли осажденному городу музыка? Уместно ли петь песни, когда голод косит людей? Эти вопросы возникали перед сотрудниками музыкальной редакции радиокомитета — Н. М. Орловой, Ф. Н. Гоухберг, С. А. Клебановой, Е. И. Ягелло — и в разное время решались по-разному. В самый тяжкий период блокады, ее первой зимой, когда мор превращал дома в каменные братские могилы, музыку ограничили в ее правах. В остальное время она звучала широко, вопреки блокаде.

В один из вьюжных мартовских вечеров первой блокадной весны на шестом этаже Дома радио появилось странное существо в длинной шинели и огромных валенках. Оно обратилось к музыкальным редакторам и попросило прослушать его. Привыкшие ничему не удивляться редакторы собрались возле рояля. Существо размотало платок, расстегнуло непомерно длинную шинель и встало у рояля. Редакторы с изумлением увидели большеглазую тоненькую девушку; она пыталась согреть дыханием замерзшие руки, притоптывала валенками. Концертмейстер Бронникова спросила, что ей играть. Раздались первые аккорды. И девушка запела. Это была ария Джильды из второго акта оперы «Риголетто». Редакторы затаили дыхание. Перед ними стояла Джильда, Джильда в солдатской шинели, и ее чистый, легкий голос заполнял пустоту промерзшей комнаты. Дыхание молодой певицы превращалось в пар.

— Я не знаю, отчего мне весь мир милее стал… — пела Джильда.

Редакторы заулыбались.

— Как вас зовут? — спросили они.

— Галя. Скопа-Родионова.

Так появилась в радиокомитете самая молодая артистка блокады, студентка Ленинградской консерватории, перед войной окончившая первый курс. Галя пришла в Дом радио из Юкков, далекого пригорода, проделав этот путь по морозу за двенадцать часов. Этот переход совершался ею не впервые. Уже несколько раз носила она в Ленинград сбереженные для матери куски хлеба: в военном ансамбле, где она служила, хлеба давали вдвое больше, чем в городе. И все-таки она решила уйти из ансамбля. Она хотела работать в самом осажденном Ленинграде. И вот теперь, после прослушивания, стала артисткой радиокомитета.

Молодая певица быстро освоилась с необычными условиями жизни. Галя гордилась своим пропуском, разрешавшим ходить по Ленинграду в любое время суток, даже в часы тревоги. Когда неподалеку разрывался снаряд, Галя бесстрашно глядела на горы щебня, дымившиеся на месте разрыва, и испытывала чувство непоколебимой уверенности, что с ней ничего случиться не может.

Кто-то удачно окрестил Скопу-Родионову «ленинградским соловушкой». Голос молодой певицы покорял людей — и тех, кто слушал ее по радио, и тех, кто приходил на оперные спектакли Городского театра. Исполняла ли артистка написанный под бомбежками лирический концерт для голоса с оркестром ленинградца Александра Маневича или колоратурные арии венских оперетт — она всегда пела о красоте мира, о любви, о торжестве жизни.

Скопа-Родионова стала получать на адрес радиокомитета письма с объяснениями в любви, письма от бойцов, никогда не видевших артистку в глаза. Люди благодарили за напоминание о весне, за утверждение жизни.

Где-то на передовой девятнадцатилетний солдат, случайно заглянув в землянку радистов, услышал юный голос, который поразил его. «В первый раз со мной случай был такой, — пел голос, — найти я не в силах слов…» Звучали куплеты Адели из «Летучей мыши» Иоганна Штрауса, танцевальные ритмы перенесли фронтовую землянку в атмосферу сверкающего венского бала. Солдат как зачарованный слушал певицу. В тот же вечер он раздобыл листок из школьной тетрадки и написал Галине Владимировне длинное письмо: «Уважаемая Галина Степановна, извините, если путаю Ваше имя-отчество…» Нет, не могли обычные слова передать того, что творилось на душе у солдата. Он писал о себе, о войне, о будущем мире и о своей любви к музыке Иоганна Штрауса.

Смех и пение юных женщин, героинь певицы, их искрящаяся радость передавались людям по радиоэфиру, заставляя их тоже радоваться и верить в жизнь, хотя вокруг и впереди была смерть. Маленькая хрупкая женщина с серебристым голосом, стоя где-то в далекой радиостудии, участвовала в сопротивлении врагу. Именно поэтому один из воинов писал артистке: «В нашей армии на вооружении стоят не только пушки, но стихи и песни, которые поете Вы».

Галина Владимировна вспоминает все это и пытается увидеть себя и осмыслить прошлое. Однажды она решила продать рояль, чтобы поддержать родных. Цена рояля оказалась две буханки хлеба. На солидную месячную заработную плату можно было купить лишь кулек риса. Как бы точнее объяснить блокадное отношение к работе? Ведь она, как и все, трудилась, не считаясь со временем, днем, вечером, ночью, под угрозой смерти, на лютом морозе, теряя последние силы, проходя пешком огромные концы по лишенному транспорта городу. Ради чего она и другие делали это? Ведь не ради кулька риса после получки!..

Галина Владимировна возвращается из своего далека и виновато улыбается:

— Простите, что я ничего не смогла рассказать о себе. Работала, как все. Ничего особенного…

Итак, Скопа-Родионова присоединилась к основной группе певцов, выступавших тогда у микрофона. Это были зрелые мастера — С. Преображенская, В. Шестакова, И. Нечаев, В. Легков.