Театр начинается с выстрела - [28]

— Какая Анна Ерлакова? — изумилась я.

— Вот и я поинтересовалась, откуда вдруг эта самая Ерлакова взялась, — язвительно произнесла Александра Федоровна. — А Воронцов мне ответил, что это теперь будет сценический псевдоним Дарьи Лукьяновой. Вконец обнаглели! — с ненавистью прошептала она.

— Главреж здесь? — буквально прорычала я.

— Куда же он денется — спектакль ведь сегодня, — усмехнулась Ковалева. — Посмотрела я тогда Борьке в глаза, а он взгляд отводит.

— Я с ним сейчас сама поговорю, — недобрым тоном пообещала я. — Как его зовут полностью? Не обращаться же мне к нему «Борька»!

— Борис Ефимович Зеленогорский, — скривившись, ответила она.

— Уже лучше. А вы, Александра Федоровна, найдите-ка мне пока адреса Воронцова, Лукьяновой и ее номер телефона тоже, да и уборщицы Марии.

— Кто-то из нас двоих должен в гримерке остаться, — напомнила мне Ковалева.

— Ладно! Одна справлюсь! Тогда я все, что мне надо, из Борьки вытрясу! Где мне его искать?

— В кабинете, где же еще? А все данные у его секретарши есть — она же у нас еще и отдел кадров по совместительству.

Где находится кабинет главрежа, я уже знала — проходила мимо него не раз, да и физиономию этого хорька на фотографии видела, когда в фойе гуляла, так что ошибиться не могла.

В приемной я грубо проигнорировала писк сидевшей за компьютером и раскладывавшей пасьянс размалеванной девицы, что шефа нет на месте, и прошла прямиком в кабинет. К сожалению, девица оказалась права — тот был пуст.

— И где мне его искать? — спросила я у нее.

— Ждать! — язвительно ответила она, как плюнула, явно отыгрываясь за попранную добродетель.

Интересно, а я-то тут при чем? У меня ориентация традиционная. К тому же ее добродетель попрали так давно, что и сама девица при всем желании не вспомнит, когда это было и кто это сделал, ну а последующие поколения только довершили начатое предшественниками, потому что при ближайшем рассмотрении девица оказалась женщиной даже не второй молодости.

— Не на гребешке сидишь, так что не выделывайся! В твоем возрасте это уже не красит! — поморщилась я. — Лучше ответь по существу, и разойдемся красиво, без телесных повреждений на твоей стороне.

— Я сейчас полицию вызову! — взвилась она.

— А толку? — спокойно спросила я. — Ты же к ее приезду связно «агу» сказать не сможешь. Лучше шепни мне, где главреж, тогда и здоровьем рисковать не придется.

— У худрука он. Дверь напротив, — зло прошипела она.

— Вот видишь, как все просто, — улыбнулась я.

Выйдя в коридор, я нос к носу столкнулась с Зеленогорским и, радостно распахнув объятия, предложила:

— Давайте познакомимся, Борис Ефимович! Я сестра Анны Ермаковой.

Должно быть, у меня был такой дружелюбный вид, что он, спав с лица, судорожно сглотнул и стал потихоньку пятиться назад. Глядя на этого слизняка, я презрительно усмехнулась и, протянув руку вперед, стала подманивать его:

— Куть-куть-куть!

Что уж он прочел на моем лице, я не знаю, зеркала поблизости не было, но, забыв о гипертонии, ишемии, артрозе и чем там еще страдают престарелые творческие работники, он, быстро повернувшись, стартанул с места так, что любой спринтер обзавидуется. О таких мелочах, как авторитет среди подчиненных и чувство собственного достоинства, он даже не подумал — жизнь дороже. Смерть во плоти он, что ли, увидел? Не учел главреж только того, что он в прыжке метр с кепкой, а у меня длина ног соответствует росту, так что догнать его было делом пары минут. Держа его за шиворот, как нагадившего в хозяйские тапки котенка, я вела его в его же кабинет, ласково увещевая по дороге:

— Борис Ефимович! От судьбы не уйдешь и не убежишь! Связавшись с Воронцовым, вы обе-ими ногами влипли в большую кучу дерьма, но вам этого показалось мало, и вы начали пакостить моей сестре, а я за нее кого угодно в блин раскатаю. Так что очень скоро вы убедитесь, что дерьмо, в которое вы добровольно закопались по самую маковку, было еще только повидлом и самое страшное у вас впереди.

В приемной при виде нас секретарша вскочила с места как ужаленная, а главреж крикнул ей:

— Полицию вызывай!

Она схватилась за трубку, но тут я остановила ее:

— Минутку внимания. Вы можете вызвать полицию, и уверяю вас, что я буду с ней очень откровенна. А поскольку наша доблестная полиция течет, как дырявое ведро, и информация оттуда расходится веером во все возможные издания и Интернет, то вся та вонючая жижа, которая до этой минуты мирно колыхалась в вашем корыте от стенки к стенке, выплеснется наружу и затопит вас с головушкой. И тогда одному главному режиссеру придется искать работу на очень далекой периферии, потому что ни в один столичный театр рекомое лицо не возьмут даже на должность самого младшего помощника. Я ясно выразилась? Так что советую вам, Борис Ефимович, душевно со мной побеседовать. Обещаю, что бить не буду. Итак, что вы решили?

— Давайте поговорим, — с трудом выдавил он из себя.

Держа его по-прежнему за шиворот, я завела его в кабинет и, закрывая за собой дверь, мило улыбнулась секретарше:

— Чая не надо! Кофе тоже!

Зеленогорский сел за свой стол (наверное, так он чувствовал себя более уверенно) и постарался придать себе достойный вид — напрасный труд, вытащенный из воды кот выглядит более симпатично, он хоть жалость вызывает, а я к этому слизняку не чувствовала ничего, кроме презрения. Я села сбоку, так, чтобы контролировать окно и дверь, — люди, которые пренебрегают элементарными правилами безопасности, долго в нашей профессии не задерживаются.