Театр начинается с выстрела - [14]

Тяжко вздохнув, я стала объяснять ей принцип работы камеры. Вряд ли она поняла из моих слов хотя бы десятую часть, но благоразумно не стала углубляться в технические тонкости, решив, что тогда запутается еще больше.

— Скажи, что мы в результате получим? — потребовала она.

— Увидите! — многообещающе заявила я и не только успела увернуться от подзатыльника, но и перехватить ее руку, а то она ударилась бы о стеллаж, возле которого я сидела. — Ждать-то немного осталось, потерпите! — попросила я гневно сопевшую костюмершу.

— Стара я стала, — с горечью произнесла она. — А ведь я раньше мух так ловила, и ни одна от меня не ускользнула.

— Да вы и сейчас хоть куда. Просто у меня класс ускользания выше, чем у мух, — попыталась я утешить ее.

— Паршивка! — уже беззлобно буркнула она и, посмотрев на часы, сказала: — Обычно в это время Димка с Дашкой развлекаться ходят. Пошли-ка мы вниз. Анечка, наверное, уже у себя или вот-вот подойдет.

— Только вы ей ничего не говорите — не стоит ей знать, что мы сделали, — попросила я.

— И как я, недогадливая, столько лет на свете прожила? — съязвила она.

Ковалева оказалась права — Анна была уже в своей гримерке. Она сидела на диване с закрытыми глазами, сброшенные туфли валялись рядом, а ноги она положила на придвинутый стул. И, к величайшему моему удивлению, она курила, поставив пепельницу рядом с собой.

— Сейчас я тебе пустырничек дам, — засуетилась костюмерша.

— Не надо, я уже выпила, — тихо ответила Ермакова.

— Может, лучше корвалол? — шепотом спросила я у Ковалевой. — Я мигом сгоняю в аптеку.

— Я его не принимаю, там бром, — услышала меня Анна и попросила: — Сашенька, сделай мне лучше чаю.

Ковалева хлопотала вокруг нее, а я сидела в сторонке, глядя на осунувшееся лицо Ермаковой, и думала о том, что ей ведь вечером еще и спектакль играть. Это какие же нечеловеческие моральные и физические силы надо иметь, чтобы жить в таком напряжении, когда на тебя со всех сторон неприятности валятся? В театре — Воронцов, вне театра — Тихонов! Эдак ее обновленной внешности надолго не хватит! Утешало меня только то, что Воронцов вот-вот получит по зубам так, что «навсегда потеряет к людоедству аппетит», ну а с Тихоновым тоже разберемся по ходу дела.

Ковалева что-то тихо шептала Анне, гладила ее по руке, и та понемногу успокаивалась. Ермакова выпила кофе под сигарету, посидела еще, расслабившись, с закрытыми глазами, а потом поднялась, улыбнулась нам и весело сказала, как будто это вовсе и не она только что выглядела не краше покойника:

— Голгофа! Второй подход! И ваш выход!

Я сначала удивилась, но потом, когда Александра Федоровна кивнула мне на дверь, поняла, что надо выйти в коридор. Мы вышли из гримерки Ермаковой, она заперла дверь на ключ, который забрала с собой, и пошла в сторону зала, откуда уже слышались голоса, в том числе и Воронцова. Я открыла было рот, чтобы спросить, а почему нам нельзя было остаться в комнате, но Ковалева остановила меня:

— Потом все объясню.

Я не стала настаивать и попросила:

— А теперь идите снова к Степанычу и берите ключ от склада. Скажете, что очки там оставили — надо же мне камеру обратно забрать.

— Совсем ты меня загоняла, — проворчала она, но я видела, что наши шпионские игры ей понравились.

И вот наконец я и камеру забрала, и в костюмерную мы вернулась, и карту памяти вынула, и в свой ноутбук вставила, и включила воспроизведение. Ковалева с жадным интересом смотрела на все это, как ребенок на новогоднюю елку, но, как только пошли изображение и звук и до нее дошло, что именно она видит, эта почтенная женщина выматерилась не хуже портового грузчика, плюнула и, бросив мне: «Сама смотри это паскудство», — вышла в коридор.

Можно подумать, что у меня с души не воротило от этой видеозаписи, особенно от страстных воплей Лукьяновой: «Милый! Ты гений в постели и гений в режиссуре!» Что по поводу Воронцова, то о таких Владимир Вишневский очень образно выразился: «Без галифе вам лучше не хвалиться». Но вот наконец встреча двух любящих сердец закончилась, и я вздохнула с облегчением. Перегнав запись к себе в ноутбук, я запустила раскадровку и, выбрав самый похабный кадр, решила отправить его через Viber на смартфон Воронцову. Конечно, это можно было сделать немедленно, но мне хотелось посмотреть на его реакцию, а потом сказать ему пару ласковых и провести разъяснительную работу. Выглянув в коридор, я увидела, что Ковалева стояла под дверью и что-то возмущенно бормотала себе под нос.

— Можно заходить, — разрешила я. — А батюшку вы потом пригласите, чтобы костюмерную от скверны очистил.

Ох, зря я повернулась к ней спиной! При моем росте метр восемьдесят до затылка она, конечно, не дотянулась, но вот по попе мне отметилась очень чувствительно и с подозрением поинтересовалась:

— Ты куда это собралась?

— Иду вершить суд скорый и правый! — зловеще заявила я.

— Без меня? — спросила она голосом императрицы, которую обнесли пирожными.

— Я не хотела подвергать искушению ваше целомудрие, — скромно объяснила я.

— Ой, Женька! Доязвишься ты у меня! — пригрозила она, запирая дверь костюмерной. — Чего делать-то собираешься? Ты же здесь без меня точно не обойдешься.