Театр кошмаров - [158]

– Мне не больно, – заверил он, упершись подбородком в грудь Каспера так, чтобы видеть его глаза.

Из-под шапки Дарена выбивались светлые пряди. Снежинки оседали на них, точно попав в паутину солнечных нитей, и таяли под теплым дыханием Каспера.

Он бережно обнял Дарена в ответ. Так, будто тот был статуей из песка и мог в любой момент рассыпаться. Так же осторожно он его поцеловал, когда Дарен первым приблизил свои губы к его.

Дарен отстранился, и в грудь Каспера тут же дыхнуло морозным холодом. Он потянулся, чтобы застегнуть куртку, но Дарен его опередил и сделал все сам.

– Пока тебя не было, я собрал наши вещи, – Дарен поймал руку Каспера и сплел их пальцы. – Твой папа уже помог спустить чемоданы в коридор, так что все готово к отъезду.

Касперу до сих пор не верилось, что уже завтра он покинет Фирбси. Раньше мысль о том, чтобы однажды уехать из родного города, пугала. Что его ждет в этой туманной неизвестности? Но теперь, когда в руке Каспера лежала теплая ладонь Дарена, он больше не сомневался.

Перед тем как войти на территорию заброшенного парка, Дарен провел Каспера к пеньку. Там он оставил свой блокнот и рюкзак.

– Что нарисовал сегодня?

Каспер заглянул через плечо своего парня, и улыбка тут же сползла с его побледневшего лица.

Еще осенью, как только Дарен смог держать карандаш, он снова взялся за рисование.

– Память выцветает, воспоминания могут исказиться. Но, пойманный в фотографию или в рисунок, момент застывает во времени, – пояснил Дарен, когда Каспер по его просьбе принес в больницу первый блокнот.

Дарен рисовал Изнанку. Все странные существа, которые однажды ему встречались, поселились на страницах многочисленных блокнотов и скетчбуков. И хоть Дарену было морально сложно проживать те ужасные воспоминания вновь и вновь, он раз за разом побеждал себя и продолжал выливать память на бумагу.

– Это нужно для дальнейшего изучения Изнанки, – упрямился Йоркер, когда Каспер просил бросить мазохистское занятие.

Еще в ноябре, когда Дарен в точности нарисовал Изнанки Тобиаса и Найта, Каспер понял, что однажды очередь дойдет и до Этель. И вот сегодня этот день настал.

Дарен изобразил ее вместе с Ви. Нарисовал тот самый миг, после которого разлом захлопнулся.

Этель улыбалась и кончиками пальцев касалась лица Ви, жестоко изуродованного пламенем. Ви смотрел на нее с нежностью и болью в золотых глазах, блестящих от слез. Обоих обнимали широкие белые крылья, на которых вместо перьев виднелись изломы бумаги.

Каждый шрам был изображен с достоверной точностью, а потому рисунок казался живым.

Каспер скучал по Этель, но никогда не говорил об этом вслух. Как и Ронда никогда не корила его за неисполненную просьбу. Он не смог уберечь Этель. Не сумел защитить ее от самой себя.

– Это был последний рисунок Изнанки? – Каспер отвернулся, когда Дарен захлопнул блокнот. Снег валил все сильнее, бумага могла намокнуть.

– Нет, – сказал Дарен и спрятал блокнот в рюкзак. – Я ведь еще не нарисовал тебя.

Шагая вместе с Дареном по пустому парку, Каспер улыбнулся:

– Ты уже рисовал меня. Много раз, – он принялся загибать пальцы: – В больнице. В нашей комнате. На крыше. И в тот вечер, после…

– Ты не понял, – Дарен шутливо стукнул Каспера по плечу. – Я не рисовал твою Изнанку.

– Ну… Кстати, почему?

Проходя мимо дерева с низко опущенными ветвями, Дарен дернул за одну из них. Снег сверкающей пыльцой посыпался на парней.

– Просто мне кажется, твоя Изнанка единственная засела в моей голове навсегда. Я никогда не забуду, как ты по-настоящему выглядишь.

Каспер тепло улыбнулся и ласково погладил тыльную сторону кисти Дарена подушечкой большого пальца. Он хотел притянуть его к себе и поцеловать, но вдруг понял, что они уже пришли.

Театр «Юстина» превратился в обугленное, наполовину разрушенное здание. Крыша обвалилась, все деревянные доски сгорели. Сквозь черные прямоугольники окон на гостей смотрел холодный и пустой мрак.

Это не театр, а свалка из камней и пепла. Теперь «Юстину» точно никогда не отреставрируют, даже если город снова оживет. Однако Каспер об этой утрате ни капли не сожалел.

Здесь он для того, чтобы попрощаться.

– Она ушла здесь, – подсказал Дарен, когда подвел Каспера к нужному месту. – Разлом закрылся тут.

– Спасибо, – голос казался чужим. – Есть лист бумаги?

Дарен, даже если удивился просьбе, внешне этого никак не показал. Он достал из рюкзака листок и протянул его вместе с карандашом.

– Мне побыть с тобой? – спросил он.

Когда Каспер кивнул, Дарен так же, как и он, присел на корточки и стал внимательно наблюдать.

– «Моему счастливому воспоминанию. Этель», – прочитал написанное послание Каспер и тяжело вздохнул: – Как думаешь, она когда-нибудь об этом узнает?

Дарен накрыл руку Каспера своей, но ничего не сказал.

Да, у всего должна быть своя Изнанка. Особенно явная она у тех вещей, что пропитаны эмоциями. Поэтому в свое короткое письмо Каспер постарался вложить все радостные чувства, что они с Этель пережили за год дружбы. Он наполнил ими каждую букву в надежде, что записка, сложенная в журавлика, однажды упорхнет в Изнанку.

Каспер верил, что Этель жива и обязательно найдет эту весточку.