Театр Клары Гасуль - [61]

Донья Мария. Что же, любовь?

Донья Франсиска. Его мать опасно заболела... Врачи приговорили ее... Она была очень набожная женщина. Эухеньо тогда было самое большее семнадцать лет. Умирающая мать сказала ему: «Если ты дашь обет посвятить себя богу, я уверена, что ты испросишь исцеление твоей матери». Он не раздумывал и, хотя уже учился на доктора, бросил все, сделался священником, и мать его выздоровела.

Донья Мария(тихо). Какое самопожертвование!

Донья Франсиска. Чем больше я о нем узнавала, тем сильнее к нему привязывалась. Я была убеждена, что и он любит меня, но что возраст и сан удерживают его от объяснения. Я решила поговорить с ним первая и кружным путем подойти к слову «любовь», но когда наступал момент произнести это волшебное слово, смелость мне изменяла, и я не решалась. Наконец, однажды вечером мы танцевали в саду при лунном свете. Он стоял, прислонившись к этому дереву, и смотрел на нас. Во время танцев у меня с головы упал цветок прямо к его ногам. Он сделал вид, что не заметил, а сам будто нечаянно уронил платок, нагнулся и поднял его вместе с цветком. Кончили танцевать, я подхожу к нему и, смеясь, говорю, а сама вся дрожу и слышу, как сердце бьется в груди: «Отец Эухеньо! Вы подняли мой цветок, отдайте мне его!..». Я поняла, что это его огорчило. Он снял с груди цветок и отдал. В этот миг луна спряталась за облачко. И он мне сказал: «Вы бросили цветок, как безделицу, а я его поднял, как сокровище, — зачем же вы его у меня отнимаете?». Он улыбался и как будто бы шутил, но нам было тогда совсем не до шуток. Я ответила: «Раз вам так хочется, я вам его подарю. Возьмите!». Протянула руку, цветок упал, рука моя очутилась в его руке. И тут у меня так закружилась голова, что я чуть не упала, но он поддержал меня. Не помню, что он мне говорил и что говорила ему я, не знаю, сколько времени мы пробыли под деревом, но, расставаясь, мы уже знали, что любим друг друга, и нашли способ видеться... Сказать тебе, какой? Ты еще, пожалуй, рассердишься на меня. Я притворилась, что хочу исповедоваться, пошла в церковь, стала перед ним на колени, и там, в исповедальне, вместо признания в грехах и наставлений бог услышал признания в любви. Мы касались друг друга лишь кончиками пальцев, но его горячее дыхание опаляло мне уста... и в порыве страсти мы целовали решетку... О, если бы я могла тогда броситься в его объятия, я согласилась бы умереть за один этот час блаженства!

Донья Мария. И вы счастливы?.. А если вас застанут?

Донья Франсиска. О, это невозможно! Эухеньо так осторожен! В сад он приходит ночью, и всего один раз я с трудом уговорила его зайти ко мне в комнату. Это было безумие с моей стороны: ты знаешь, моя келья — рядом с кельей игуменьи, там слышно каждое слово. По счастью, мать Моника храпела вовсю, и в этом было наше спасение. Обычно мы встречаемся здесь. Вон кустик душистого вереска[5], видишь? Дорогая Марикита! Мы были здесь вчера ночью, я держала его за руку, голова его склонилась ко мне на грудь, я ощущала биение жилки на его виске. Мы были так полны, так потрясены своим счастьем, что не могли говорить, — мы только вздыхали по временам, глядя на звездное небо. Мы видели, как Южный Крест[6] медленно склонялся к горизонту. Порою легкий ветерок, дувший с моря, осыпáл нас апельсинными листьями... Ах, Марикита, как нам было хорошо! Если бы ты знала, какие радости дарит любовь! Не могу понять, почему от этого не умирают... (Прячет голову на груди доньи Марии.) Ах, Мария, Мария!.. Нет, вам, сударыня, рано знать все эти тайны... Ты еще слишком молода, мой дружок. Я на три года старше тебя, а давно ли сама их постигла? Ты можешь подождать, у тебя все еще впереди... Одно меня тревожит: мы без пристанища, кочуем. А что будет, когда пойдут дожди? Уж тогда в сад не выйдешь. Разве что в шалаше садовника...

Донья Мария(с горькой улыбкой). И ты воображаешь, что ты очень предусмотрительна?.. Жестоко ошибаешься! Месяца не пройдет, как все узнается. Увидят, как отец Эухеньо лазает по монастырским стенам... поймают... дознаются про вашу любовь... его заточат куда-нибудь в монастырь траппистов, а тебя — к «Кающимся грешницам». Почему ты не бежишь с ним? Поверь, это самый разумный путь... единственная возможность спастись.

Донья Франсиска. Добрая подружка! Ты пугаешь меня. Но что же делать? Ты забываешь, что у отца Эухеньо почти ничего нет, а у меня только то, что перепадает от щедрот дедушки. Для бегства, помимо любви, нужно еще кое-что, о чем в романах не пишут, — денег, да побольше. К стыду моему, сознаюсь тебе, миленькая моя Марикита: когда я в часовне гляжу на статую пресвятой девы, всю в драгоценных камнях, у меня является неодолимое желание завладеть всеми этими сокровищами и бежать с отцом Эухеньо. Сколько нравоучений я выслушала от него за это!

Донья Мария. Что же ты ко мне не обратилась? Ты знаешь: я богата, у банкира на мое имя положена крупная сумма денег, у меня есть драгоценности, — мне сказали, что они очень дорого стоят.

Донья Франсиска. Какое великодушие! Узнаю мою добрую Марию! Но я не могу принять от тебя такую большую жертву.