Тающий человек - [46]

— Или вы уже напились. До свидания.

Безусловно, она была права. Забавно, сидишь вот так в кресле, погрузившись в раздумье, и не замечаешь, как бренди все убавляется и убавляется.

Это была великая ночь — десять часов забытья с пуделем в ногах и котом на свободной подушке. Разбудил меня кот, который затоптался у меня на груди и, когда я открыл глаза, сообщил мне, что пора выпустить его на поиски завтрака, который, я слышал, уже пел в ближайшем кустарнике. Пудель продолжал спать, зная, что нет смысла дергаться, пока я не встану и не отправлюсь на кухню готовить ему и себе завтрак.

После этого оставалось только ждать, приняв все возможные меры предосторожности. Я был уверен, что как только мое письмо прибудет в Турин, Мими и Тони вскроют его. Тони примчится сюда с максимально возможной скоростью, чтобы самому убедиться, что Макс никогда не скажет о нем никакому Аристиду. Если письмо прибудет с первой почтой, то Тони может появиться в шале к вечеру. А если дневной почтой, то тогда он управится к середине ночи или раннему утру. Но когда бы он ни объявился, я не мог позволить себе клевать носом и не оказать ему достойную встречу.

Утро я провел, разведывая окрестности. Позади шале — я не заметил этого в свой первый визит — в глубине соснового леса стоял деревянный сарай, в котором находился “Фольксваген” Макса. Я поставил его перед шале, а в сарай загнал свой “Мерседес”. Я не хотел, чтобы по прибытии Тони смутился, увидев “Мерседес”. Затем я съездил в Сан Боне за кое-каким провиантом, но прежде мне пришлось долго выгонять пуделя из машины, моей машины, потому что в городке его мог кто-нибудь узнать.

Когда я вернулся в шале, звонил телефон. Но это оказалась не Уилкинз, а какая-то француженка, которой был нужен Макс. Я потратил немало времени, прежде чем объяснил ей, что Макс уехал по делам в Канны и оставил мне шале на несколько дней.

Обедали мы втроем, деля между собой все, кроме бутылки розового “Кло-де-Лейон”. Затем мы предались очень продолжительной сиесте, пока не наступило время для джина с кампари, но только одной порции, так как вскоре предстояли дела. После этого я закрыл животных в кухне, нашел теплую охотничью куртку Макса, позаимствовал его двустволку и горсть патронов, вышел из дома и устроился в “Мерседесе”, откуда я мог заметить свет фар любой машины, подъезжающей к шале. Мне не хотелось находиться в доме в момент прибытия Тони. Это, конечно, лишало меня определенных преимуществ хозяина, но я подумал, что в данной встрече не следует придерживаться протокола.

В первой половине ночи не произошло ничего, кроме того, что я замерз больше, чем того ожидал, и стал жалеть, что не прихватил с собой бренди. Я сидел и думал о добром глотке и о том, что он всего лишь в нескольких десятках метров. Чем больше я об этом думал, тем сильнее замерзал — шале располагалось на высоте примерно километра двухсот метров над уровнем моря и поздние сентябрьские ночи были тут довольно прохладные — и меня все сильнее подмывало сходить выпить. До шале было всего лишь метров сорок. Я рад, что не сделал этого, иначе бы он свалился на меня как раз в тот момент, когда я открывал бутылку.

Я вынужден был поставить высший балл за его подход. Или он уже бывал здесь, или Мими хорошо проинструктировала его. Он, должно быть, оставил машину на достаточном удалении и шел дальше пешком. Первым знаком его приближения была вспышка фонарика в соснах, метрах в ста справа от меня. Я уловил ее краем глаза — в моей работе края глаз именно для этого и предназначались. Затем опять наступила темнота, где-то прокричала сова и послышался гул пролетающего в вышине самолета. Следующая вспышка ознаменовала его выход на дорогу. Короткая вспышка, но достаточная, чтобы сориентироваться.

Я выскользнул из “Мерседеса” и осторожно стал уходить через сосны вправо. Где-то впереди меня ему все равно придется взять влево, чтобы попасть к шале, даже если он решил избежать центрального входа и воспользоваться боковым или задним.

На деле же он выбрал центральный вход. Находясь под прикрытием “Фольксвагена”, я видел, как зажегся фонарик и он стал внимательно изучать дверь. Я запер дверь, и ключ лежал у меня в кармане. Это его ничуть не смутило. Фонарик погас, и я получил возможность созерцать его на фоне ночного неба, пока он занимался дверью. Он просто отжал ее и сделал это очень умело. Короткий хруст дерева и металла и тишина. Тони замер у двери, прислушиваясь. Никто бы не смог убедить меня, что этот парень — любитель. Я скрестил пальцы, надеясь, что пудель не поднимет лай и не отпугнет его. Сытый пудель продолжая спокойно спать.

Довольный своей работой, Тони открыл дверь и вошел. Я подождал несколько секунд и вошел следом. Я просочился через открытую дверь и сразу же увидел луч его фонарика, ощупывающий гостиную. Дверь в гостиную была распахнута.

Я аккуратно подошел к двери, включил свет и поднял ружье. Он быстро повернулся. Оба дула смотрели ему прямо в лицо.

— Руки остаются там, где они находятся сейчас. Это не мой дом, поэтому кровь на коврах меня не волнует.

Он посмотрел на меня сквозь свои очки в металлической оправе, а затем по-детски улыбнулся и засмеялся. Я отнесся к этому спокойно. У него был только один способ выражения своих эмоций.