Тающий человек - [25]

Я направился к двери.

— Хорошо. Забудьте, что я был у вас. — Я дружелюбно улыбнулся ей. — Но если у вас когда-нибудь возникнет желание уткнуться кому-то в плечо и выплакаться, дайте мне знать.

Она опустила руку, взяла один из свободных кусочков и, не глядя на меня, сказала:

— Спасибо, мистер Карвер.

У двери я сказал:

— Это все ерунда. Но все же помните, что у меня хорошие, широкие плечи. — Это была правда. Мои плечи были почти такими же широкими, как и ее. Я вышел, думая о словах Роберта Бернса о пользе сбрасывания бремени греха и вреде сокрытия. Я не знаю, удавалось ли когда-либо ранее женщине заморозить все у себя внутри, парализовав свои чувства, но Зелии это удалось сделать после отъезда из отеля “Омбремон”. И я намеревался узнать почему.

Но сначала я должен был проскользнуть мимо особы с серебристо-пурпурными волосами и в красных шортах. Особой надежды у меня не было, а в конце я даже обрадовался этому, так как то, на что я рассчитывал у меня не получилось с Зелией, зато это мне легко удалось с Мирабелль Хайзенбахер, урожденной Райт, сценический псевдоним — Мирабелль Лэндерс, тридцати восьми лет, дружелюбно настроенной, изнывающей от скуки и уже полностью готовой выйти замуж за О'Дауду после получения развода с мистером Хайзенбахером — “чертовым лысым обувщиком” (ее слова).

Когда я стоял у трапа и думал, куда мог пропасть мой парень с яликом, она спустилась с палубы в зеленом шелковом пляжном костюме и, взяв меня за локоть свободной от сигары рукой, сказала:

— Если вы не выпьете со мной, вам придется добираться назад вплавь. Пойдем.

Она провела меня на корму, где под навесом нас ожидали кресла, столы и напитки. Она была по-щенячьи дружелюбна и столь же беспокойна.

— Узнали что-нибудь у Зелии? — спросила она.

— Нет. Она еще находится в сильно замороженном состоянии.

— Я не могу понять, почему О'Дауда напрягает ребенка с этой чертовой машиной. Он так упакован, что ему какая-то машина.

— Он был с ней крут, да?

— Первоначально. Я даже подумала, что он сейчас стартует и выйдет на орбиту. У меня даже возникло секундное сомнение. Такой темперамент. В конце концов, за этого парня мне выходить замуж. Но затем я подумала, какого черта! У всех мужчин есть свои недостатки, а у него, в отличие от большинства, есть миллионы, поэтому нет причин лишать цветок любви ухода и позволить ему вянуть. Почему он так уперся в эту машину?

— Если бы я знал. Вы давно его знаете?

— Три, нет, четыре года. Прекрасный мужик, только после того, как пропала машина, в нем появилось что-то, что мне не нравится. Здесь должно быть что-то большее нежели машина. Вы знаете мою теорию?

— Расскажите.

— Иногда мне кажется, что Зелия нарочно потеряла машину, чтобы досадить ему. Она, должно быть, догадалась, что там есть что-то еще кроме самой машины, и решила похоронить ее, чтобы отомстить ему. Своего рода эмоциональная компенсация за что-то.

— Вы консультировались у психоаналитика.

— Нет. Обычно я провожу время на подушках исключительно ради удовольствия. Но сейчас все по-другому. В эти дни я — исключительно девушка Кэвана О'Дауды.

— Если бы он получил назад свою машину, он был бы приятнее, чем сейчас, да?

— Конечно. А я бы не торчала здесь, приглядывая за Зелией. Терпеть не могу яхты и катера. Она тоже хочет вырваться отсюда. Она уже несколько недель сидит здесь. К чему вы клоните?

— Разве я клоню?

— Бросьте, я знаю, какой взгляд у мужчины, когда он хочет что-то узнать, а у вас сейчас как раз такой взгляд, хотя вы явно собираетесь спросить не о том, о чем обычно спрашивают меня мужчины, и это, черт возьми, не делает мне комплимента.

— Я просто хочу доставить О'Дауде удовлетворение.

— Ну, живее. Итак?

— Есть ли телефонная связь между “Ферокс” и берегом.

— Нет.

— А что происходит с почтой? Например, когда вы пишите О'Дауде?

— Наконец-то мы перешли к делу. Почему не сказать прямо? Вы думаете, что после вашего визита Зелия может написать кому-нибудь?

Я посмотрел на нее поверх большой порции джина с тоником, которой она меня снабдила. Да, она была женщиной, которая знает, куда идет, и знает, как держать себя. Она собирается выйти замуж за О'Дауду. Если она что-то и не знала про мужчин, то это, вероятно, уместилось бы в короткое, в пару строк приложение к объемистому тому личных воспоминаний. Она должна быть такой, потому что я еще ничего не сказал ей, а она уже была со мной. Я подмигнул ей. Она загасила сигарету о стойку кормового ограждения и ответила мне тем же.

— Говорите правду, — сказала она, — и Мирабелль, возможно, поможет... пока это, конечно, работает на то, чтобы вернуть О'Дауде хорошее настроение и вытащить Зелию из депрессии.

— В разговоре с Зелией я упомянул один фактик, который может вызвать у нее желание написать кому-нибудь. Если бы я смог получить имена и адреса всех людей, кому Зелия напишет в следующие двадцать четыре часа, это бы очень помогло. Сложно?

— Нет. Все письма на корабле опускаются в почтовый ящик в кают-компании, а вечером один из стюардов доставляет их на берег. Какое-нибудь конкретное имя или адрес?

— Да нет.

— Лгун. Где вы остановились?

— “Маджестик”.

— Вам нравится ваша работа?