Тающий человек - [20]

Я согласился и спросил, не могу ли я взглянуть на счет Зелии. Я не думал, что это даст мне какое-либо конкретное подтверждение теории, которую я, зная человеческую натуру, упорно вынашивал, — что Зелия не поехала отсюда прямо в Канны. Но проверка не повредит. Девушка извлекла из папки копию счета. Счет был для номера 15, и Зелия заплатила за номер и завтрак. Обеда не было. Она вполне могла пообедать где-нибудь в другом месте. Я уже собирался вернуть счет, когда обратил внимание, что в нем отсутствует один пункт, который должен был быть там.

— Когда мадмуазель Зелия находилась здесь, она звонила своему отцу в Лондон, где-то в районе десяти часов вечера. Платы за разговор здесь нет.

Девушка согласилась, что ее нет.

Я спросил:

— Вы ведете учет телефонных разговоров?

— Из номеров, когда это должно войти в счет, да.

— Вы можете проверить международные разговоры за тот вечер? Из всех номеров?

— Мне придется проверить копии счетов всех, кто проживал здесь в тот вечер. — В ее глазах уже не было печали, только здравый смысл. Миллионер беспокоится о своей дочери и, конечно, все будут рады помочь, это будет означать дополнительную работу.

Я сказал:

— Если это займет ваше время, то, безусловно, мосье О'Дауда захочет, чтобы я отблагодарил вас. — Я вытащил из бумажника стофранковую купюру и протянул ей.

Быстро кивнув, она взяла деньги и спросила, не заглянет ли мосье после ужина.

Мосье отправился ужинать.

Гольца там не было. Пришлось довольствоваться отварной уткой в трюфелях и цыпленком в сморчках с бутылкой “Шато Роя”.

После ужина меня уже ожидала информация. Единственный разговор с Англией в тот вечер — это было почти в девять — велся из номера 16, который занимал мосье Макс Анзермо. Он въехал тем же вечером и выехал на следующее утро.

Не слишком беспокоясь о приличиях, я спросил:

— Между номером 15 и 16 есть дверь?

— Да, мосье. Обычно она закрыта, но стоит только попросить горничную...

— Какой адрес дал этот мосье Анзермо?

Она хорошо выполнила домашнюю работу. Женевский отель “Бернина”, Пляс Корнавин, 22. Внутреннее чувство подсказывало мне, что разыскивать там Макса Анзермо бесполезно.

Очень искренне девушка сказала:

— Я надеюсь, что эта информация не причинит беспокойства мадмуазель Зелии.

— Напротив. Я думаю, она будет способствовать ее выздоровлению. Ее отец будет очень вам признателен.

— Всегда рада помочь, мосье. Если вы пожелаете, кто-нибудь из служащих отеля, возможно, вспомнит этого джентльмена. Может быть, завтра утром я смогу вам сказать, как он выглядит, нет?

Я сказал, что буду благодарен за любую, даже самую крошечную информацию, сколько бы она не стоила, поднялся к себе в номер, устроился в кресле на маленьком балкончике, закурил и стал смотреть через озеро на огни Эй-ле-Бейн.

Итак, в отеле Зелия встречалась с мосье Максом Анзермо. С ее стороны было очень неосторожно звонить из его номера, но в тот момент она, вероятно, еще не осознавала, что необходима какая-то осторожность. Что-то произошло после отъезда из отеля и это что-то вызвало появление на сцене тупой осторожности. После отъезда из отеля, где-то на линии, она начала терять вещи — свою машину, свой багаж, свою память и кто знает, что там еще... хотя я догадывался, что это знает Макс Анзермо. Было бы интересно узнать, какие чувства Зелия испытывает по отношению к нему в настоящий момент. А еще интереснее было бы узнать, что он сделал с красным “Мерседесом”.

Я вернулся в комнату, снял телефонную трубку и заказал разговор с абонентом 408-8230 в Париже. Соединили меня минут через двадцать и я попал на дежурного, утомленного сидением в доме 26 по Рю Арненгод, Сен Клод, и явно не желающего разговаривать со мной. Я сказал ему, что он может справиться обо мне у комиссара Мазиола или старшего детектива Джеральда Алстера Фоули, но в любом случае я бы хотел получить любую информацию, которую Интерпол готов передать мне, о некоем Максе Анзермо, если он вообще существует в их архивах. До девяти часов утра звонить сюда, после девяти — в мою контору в Лондоне. Он неохотно сообщил мне, что посмотрит, что тут можно сделать, повесил трубку и, без сомнения, возвратился к чтению своего “Пари-Матча”.

Мне никто не позвонил до девяти, но за дополнительные двадцать франков я получил описание Анзермо. Швейцар отеля хорошо его помнил — высокий, темноволосый джентльмен лет тридцати пяти, приехавший с молодой леди в красном “Мерседесе” и уехавший с ней на той же машине на следующее утро, и у него была собака, белый пудель. Он был приятный и вежливый джентльмен, француз — так, по крайней мере, показалось моему собеседнику — но, конечно, он вполне мог быть и швейцарцем.

Я дал ему деньги, поблагодарил, а затем отправился на юг по маршруту, который во всех путеводителях именуется “Дорогой Наполеона”.

В Канны я приехал поздно потому, что по пути я останавливался пообедать, и обед проходил в очень невысоком темпе, а затем звонил Уилкинз, и полчаса ушло только на то, чтобы дозвониться.

У нее было сообщение для меня из Интерпола через Гаффи. Ни один Макс Анзермо в их списке не значился, но он мог вполне находиться там под другим именем. Не мог бы я дать им словесный портрет, если возможно, и любые другие детали, которые могут помочь? Я попросил Уилкинз передать им его портрет и информацию об отеле в Женеве и о том, что у него, вероятно, есть маленький белый пудель.