Тайный заговор Каина - [127]

— Ты мне нравишься, Ричи. Мы знаем друг друга с военных лет. В суровые и тяжелые послевоенные годы мы были рядом и всецело доверяли друг другу. И сейчас мне непонятно и обидно, что ты перестал доверять старым друзьям, — вздохнул Парадин. — Мне очень жаль, что ты… что ты находишься в таком неприятном положении. Я еще смог бы как-то тебе помочь, если бы ты решил сейчас мне все рассказать.

— Я рассказал все, — раздраженно проворчал я.

— Я ожидал совсем другого рассказа, — заметил Парадин, пожимая плечами. — Ты, конечно же, понимаешь, что потом я уже буду не в состоянии помочь тебе.

— Я не знаю, о чем ты говоришь, — окончательно рассердился я.

— Нет, конечно, нет, — примирительно сказал Парадин. На его лице внезапно появилось выражение усталости и презрения. Он отошел от меня и замер, наклонив голову, пренебрежительный и уязвленный.

— Если мне опять позвонят, если эти люди захотят, чтобы я что-то сделал, я немедленно информирую тебя, — вызывающе заявил я.

— Да, — сказал Парадин, поворачиваясь ко мне спиной. — Да, действительно, Ричи. Ты сразу доложишь мне. Я знаю, что могу положиться на тебя. Теперь я знаю это наверняка.

«Гейер со своими друзьями все блестяще продумали», — с горечью подумал я.

Я почувствовал гнев и восхищение, замешательство и страх. Я полностью осознавал, что меня использовали, как приманку.

В субботу утром Ванессе доставили двадцать пять розовых гвоздик. Торговец цветами вложил записку: «Très cordialement, Panos».

С букетом в руках, смеясь и плача, Ванесса протанцевала через всю квартиру. Потом она позвонила Мински и на одном дыхании рассказала ему о цветах, присланных Паносом. Мински ответил, что счастлив за нее. («Но я, конечно же, знал, что она доставит нам еще немало беспокойства», — сказал он мне при нашей следующей встрече.) Ванесса попыталась дозвониться в Трювель, но меня в гостинице уже не было. Я уже находился на пути к зданию суда, где и была сымпровизирована попытка покушения на мою жизнь.

Ванесса не имела привычки пить днем, но в этот день она решила открыть маленькую бутылочку шампанского. Два бокала кое-как помогли ей восстановить самообладание. Тут кто-то позвонил в дверь. Ненакрашенная, в одном халате, она пошла открывать. В дверях стояла очень привлекательная брюнетка и смотрела на Ванессу зелеными глазами, в которых было что-то кошачье. Айвон Рендинг, вторая жена отца Ванессы, не сильно изменилась с того времени, когда Ванесса в последний раз ее видела. Она выглядела расстроенной, полной страстного стремления к примирению.

— Привет, Бритт, — сказала она. — Извини, что я без приглашения. Можно войти?

Ванесса, застигнутая врасплох, пробормотала:

— Да, конечно, заходи, пожалуйста. Извини — я еще не одета. Что случилось? Что-нибудь с отцом?

Айвон переступила порог, неуверенно прикрыла за собой дверь и, мельком оглядев жилище Ванессы, растерянно остановилась у входа.

— Да. Нервное расстройство. Вчера его поместили в одну из гамбургских клиник.

— Проходи, пожалуйста, садись, — сказала Ванесса, жестом указывая на низкую, покрытую ярким ковром тахту.

Айвон Рендинг стянула свой оцелотовый плащ. Ванесса заметила, что под обильным слоем искусно наложенной косметики кожа мачехи стала бледной. Айвон села на тахту и скрестила свои красивые ноги. Из золоченого портсигара она извлекла сигарету и стала ее мять дрожащими пальцами.

— Расстройство? — переспросила Ванесса, удивленная тем, что ее огорчила эта новость.

— В последнее время он не очень хорошо себя чувствовал. Не так уж трудно догадаться, почему. — Айвон выдохнула сигаретный дым. — Теперь ты добилась своего.

В ее голосе не было уже ни осуждения, ни обиды, только безразличие и страшная усталость.

— Как это произошло? — неохотно спросила Ванесса.

— Репортеры, — ответила мачеха. — Они не оставляли его в покое. Они следовали за ним в его офис. Они ждали его перед нашей виллой. Все происходило точно так, как ты рассчитала. Ведь ты давно наметила этот план, не так ли, Ванесса? Они не давали твоему отцу ни минуты покоя. Они постоянно нас фотографировали. Это те же самые репортеры, которые тогда приходили к тебе.

— Я вышвырнула их всех вон.

— Мы поступили точно так же. Но они все время возвращались. Они звонили. Они угрожали. Вчера один из них сказал твоему отцу, что у него имеется достаточно фотографий, чтобы написать сенсационную статью, даже при условии, что ни один из нас — в том числе и ты — не скажет ни одного слова. Этот репортер работает в каком-то журнале. А через час твой отец… — В глазах у Айвон заблестели слезы. — Бритт, этот человек сказал, что у него есть твои фотографии — из клуба! Если эта история появится в печати, для нас все будет кончено.

— Я давно ждала этого, — сказала Ванесса.

— Я прошу тебя, подумай о своем отце. Ему нельзя волноваться — это убьет его. Бритт, он же твой отец. Я знаю, ты ненавидишь меня и моего сына, но своего отца…

— Его я тоже ненавижу.

— Но он уже не тот человек, каким ты его помнишь. Он очень болен… Это только тень того, кто когда-то был твоим отцом! Неужели ты думаешь, что в Гамбурге не говорят о твоей профессии? И что твой отец не пытается положить этому конец?!