Тайный заговор Каина - [110]

— И Парадин считает вас своим человеком?

— А как же!

— Сколько времени вы работаете у него?

— Три года.

— И все это время работали против него?

— Всегда, — любезно подтвердил он. — Причем ни у кого никогда не было и тени сомнения в моей лояльности.

— Хочу спросить только из любопытства, зачем вы это делаете?

Его ответ заставил меня задуматься.

— Чехи повесили моего отца, объявив его военным преступником.

Эти слова напомнили мне об отце инспектора Лансинга, повешенного поляками.

Ольсен едва заметно кивнул головой.

— Когда я обратился по поводу работы, я сказал им, что хотел бы искупить вину моего отца. Они были поражены…

Я помню ужасно жаркий летний день, когда мы с Вернером возвращались из Берлина, где мне вручили награду и денежный приз за роман «Черный».

— Проклятое шампанское, — сказал Вернер. — Страшно болит голова.

— У меня тоже, — произнес я.

Мы много пили прошлой ночью и мало спали. Вернер повернулся, достал из сумки на заднем сиденье бутылку пива, термос со льдом и два бокала. Он бросил несколько кубиков льда в бокалы, налил пиво и подал один бокал мне.

— Ужасно жарко, — сказал я.

— Только не от пива, — сказал брат. — Пей.

Я жадно осушил бокал.

Вернер снова наполнил бокалы.

— Пару бокалов — и мне станет лучше. Возможно, я съем что-нибудь, ужасно хочется есть… И еще, Ричи, мой мальчик, настало время сказать друг другу «прощай».

— Почему «прощай»?

Вернер вытер с губ пивную пену.

— Все имеет свой конец. Можешь считать это последним нашим совместным путешествием. Береги себя, братец, желаю тебе удачи.

Я мельком взглянул на него.

— Это шутка или ты все еще пьян?

— Ни то, ни другое. «Мертвые не плачут».

— Что?

— «Мертвые не плачут». Как ты думаешь, это хорошее название? Я лично не уверен. И кое-кто тоже так считает. А ты как думаешь?

— О чем это ты?

— О моей книге. — Вернер снова наполнил пивом бокал уже из другой бутылки. — Все помешались на заглавии: издатель, редактор, продавцы книг…

Резко притормозив, я снизил скорость до пятидесяти километров.

— Ты написал книгу? — тихо спросил я. Пот заливал мне глаза, прилипшие ко лбу волосы мешали видеть дорогу, но я судорожно сжимал руль, не в силах оторвать руки.

— Именно об этом я и говорю, — спокойно ответил Вернер. — Я полагаю, что сейчас наиболее подходящее время для разговора с тобой, именно сейчас, после твоего успеха в Берлине, до прибытия во Франкфурт и до того, как ты прочтешь «Биржевые ведомости».[7] Там будет помещена аннотация моего романа. Планируется шумная рекламная кампания. Не знаю, хорошо ли это. Я ведь только начинаю. Это мой первый роман после слишком долгого молчания. И мне кажется, излишняя шумиха вокруг давно забытого имени может только повредить. Но мой издатель думает иначе, он считает, что широкая рекламная кампания просто необходима. Новый Вернер Марк после стольких лет молчания. Он говорит, что это будет настоящая сенсация. Первый действительно объективный военный роман. Он полагает, это как раз то, что сейчас нужно публике.

— Кто твой издатель? — спросил я, внимательно следя за дорогой. Воздух над поверхностью автобана, казалось, кружил и пенился.

— Он говорит, что времена изменились. Вернер Марк снова необходим обществу. Он вложил уйму денег в рекламу и уверен, что роман явится событием года. Это хорошая книга, даже если я говорю «так себе». Я писал ее два года.

— Когда?

— Одновременно с работой над «твоим» романом. Я работал очень напряженно. К настоящему времени написана половина второй книги. — Голос Вернера звучал дружески и чуть-чуть озабоченно. — Извини, Ричи, но мы не могли бы продолжать так вечно, не так ли? Когда я предложил тебе свои услуги, у тебя все равно не было другого выхода, иначе ты ни за что бы не согласился. Заметь, все эти годы я честно выполнял свои обязательства, невзирая ни на какие обстоятельства. И хотя временами было невыносимо и мы ненавидели друг друга, все же мы держались вместе. Я нужен был тебе, ты нужен был мне. Но то были другие времена. И если времена изменились, значит, так должно быть, а иначе издатели вряд ли заинтересовались бы моей книгой.

— Их много, таких издателей?

— Да, и я выбрал лучшего, самого подходящего. Я должен писать для себя, а не тайным образом для кого-нибудь другого. Понимаешь, все это было мне крайне неприятно. И если я сам предложил эту сделку, то только потому, что, равно как и у тебя, у меня тогда не было другого выхода.

Казалось, руль в руках дрожал, и у меня невольно возникла мысль, что переднее левое колесо плохо закреплено и вот-вот сорвется с оси. От этой мысли меня прошиб пот, капли падали со лба, стекали по лицу и падали на грудь.

Вернер снова налил в бокал пива.

— Если хочешь, я сам поведу машину, — сказал он. — А ты сможешь тем временем что-нибудь выпить.

— Отлично, — сказал я внезапно охрипшим, беззвучным голосом. — Значит, это конец.

— Конец, Ричи. Извини, но я уверен, ты понимаешь, что теперь моя работа выходит на первый план, не так ли? И хотя я в отличной профессиональной форме, ты же знаешь, я, слава Богу, никогда не терял ее, мне нужно интенсивно работать, ведь так много потеряно времени. Я долгое время помогал тебе, думаю, ты согласен с этим. Я был хорошим братом, не так ли?