Тайный Тибет. Будды четвертой эпохи - [16]
И сразу бы провел заметную параллель между тропическим лесом и сердцем человека.
Манген. Слава и освобождение сегодня утром? На миг облака разошлись, и после многих дней мы снова увидели голубое небо, и там, на невероятной высоте, в семи с лишним километрах над нашими головами, пугающе далеко и близко одновременно, нам открылась та божественно чистая и невещественная вещь, состоящая только из формы и света, – искрящаяся пирамида Канченджанги.
Приближаясь к Сингхику. Вчерашнее незабываемое зрелище длилось всего миг. Когда снова туман спустился, погрузив нас в удушающий подземный мир зелени, моросящей полутьмы, чреватой агрессивными запахами леса. Деревья, деревья, миллионы деревьев. Тем вечером, когда день медленно превращался в ночь, я услышал, как вдалеке поют синие голуби. Их курлыканье музыкально и изысканно печально, со странными транспозициями в минорном ключе, они повторяют свой мотив через долгие интервалы с такой изящной интонацией, которая восхитила бы Дебюсси.
Между Сингхиком и Тонгом. Люди, населяющие эти долины, – лепча – маленькие, незаметные и молчаливые. Изобилие природы в этих краях – грозные реки, разрушительные, прожорливые леса, окованные льдом пики, исчезающие в синем небе, – кажется, совершенно одолели и подчинили тех, кто пришел жить сюда в древности. Или они смогли приспособиться только ползком, прячась, уклоняясь? Сегодня я услышал едва различимый шорох за спиной, и из плотного подлеска появились двое босых мужчин. Это были отец и сын. У обоих были длинные волосы, все еще обычные в этих местах, но не было ни следа бороды. Юноше по имени Гулунг было девятнадцать лет, но он вел себя как тринадцати– или четырнадцатилетняя девочка, робел, стеснялся и краснел. Сейчас лепча осталось лишь несколько тысяч, большинство из них живут в окрестностях Мангена, Сингхика и в долине Талунг.
Власть в Сиккиме находится в руках небольшого правящего класса тибетцев, завоевавших эту землю с севера несколько веков назад. В целом это энергичные, предприимчивые люди. Однако в большинстве своем население Сиккима состоит из недавно иммигрировавших непальцев. Как и лепча, это люди небольшого роста, но они чрезвычайно активны и разбегаются повсюду, как муравьи в человеческом облике. Они чем-то похожи на японцев. (Непал – индийская Япония!) Они постепенно распространяются на восток и запад. Они трудолюбивы, помогают друг другу, организуются, умножаются и всегда говорят по-непальски. За городом они всегда ходят с кривым ножом, который называется кукури. Я купил такой вчера у двух непальцев, которые неприязненно посмотрели на меня. Я подумал, что, если куплю у них оружие, это позволит мне отдохнуть в полном спокойствии. Кукури вместе с ножнами, дополнительным кинжалом, кремнем и кресалом и прочим весит около двух с небольшим килограммов.
Идя по нашей каменистой ослиной дороге, мы то и дело натыкаемся на жилища лепча. Они живут в хижинах, типичных для всей Юго-Восточной Азии, но построенных на сваях разной высоты. От Японии до Явы, от Бирмы до Бенгалии детали меняются, но общая конструкция одна и та же.
В какой-то момент мы повстречали у ручья нескольких тибетцев. Они поставили шалаш, искупались и сели есть и пить. Когда я поздоровался с ними по-тибетски, они уговорили меня выпить вместе с ними чанга. Разница в характере между группами людей, обитающих в этих долинах, самая примечательная. Лепча маленькие, робкие, молчаливые, как дети; они всегда прячутся и знают все секреты леса. Непальцы тоже маленькие и молчаливые, но они активные и энергичные, постоянно шевелятся, как муравьи. Тибетцы большие, шумные, экспансивные и наименее восточные из всех восточных людей, созданные, чтобы шагать, как великаны, по своим бескрайним плато, всегда готовые пить, петь или поверить в чудо; купцы, разбойники, монахи и пастухи.
У Цунтанга. Мир, казалось, состоит исключительно из воды и зелени. Камни и валуны настолько заросли растениями, что их совсем не видно. Только там, где есть проточная вода, обнажается горный камень. Сегодня ненадолго вышло солнце, и я спустился к Тисте, чтобы искупаться. Воздух все такой же жаркий, но вода, стекающая прямо с ледников, очень холодная. Течение страшно сильное, плавать было невозможно. Можно было только окунуться между двумя большими валунами у берега, где поток не такой быстрый. Недалеко оттуда над оврагом протянулся веревочный мост, типичный для этих мест. Он очень пугающе раскачивался, и только лепча могут уверенно ходить по нему. Изобилие воды в долинах Восточных Гималаев – это что-то жуткое. Везде там водопады, потоки, омуты, родники. Создается смутное впечатление, что эти горы все еще сказочно молодые, что процесс роста все еще очень активен, что все движется, плюхается, скользит и съезжает под гору. На самом деле вода уносит фантастическое количество земли и песка и перекатывает массы камня, таким образом понемногу каждый день разрушая колоссальные горы.
Лачунг. Последние туманы и первые ели. Внезапно мы оказываемся в другом, более знакомом мире, в обстановке, которая напоминает Альпы, Италию, прекрасную и далекую Европу. Даже хижины уже не на сваях и покрыты соломой. Если бы не некоторые характерные признаки, показывающие, что мы в буддийской стране, эти домики перед нами вполне могли бы находиться в Бернском Оберланде или в Валле-д'Аоста.
Монография посвящена истории высших учебных заведений Русской Православной Церкви – Санкт-Петербургской, Московской, Киевской и Казанской духовных академий – в один из важных и сложных периодов их развития, во второй половине XIX в. В работе исследованы организационное устройство духовных академий, их отношения с высшей и епархиальной церковной властью; состав, положение и деятельность профессорско-преподавательских и студенческих корпораций; основные направления деятельности духовных академий. Особое внимание уделено анализу учебной и научной деятельности академий, проблем, возникающих в этой деятельности, и попыток их решения.
Предлагаемое издание посвящено богатой и драматичной истории Православных Церквей Юго-Востока Европы в годы Второй мировой войны. Этот период стал не только очень важным, но и наименее исследованным в истории, когда с одной стороны возникали новые неканоничные Православные Церкви (Хорватская, Венгерская), а с другой – некоторые традиционные (Сербская, Элладская) подвергались жестоким преследованиям. При этом ряд Поместных Церквей оказывали не только духовное, но и политическое влияние, существенным образом воздействуя на ситуацию в своих странах (Болгария, Греция и др.)
Книга известного церковного историка Михаила Витальевича Шкаровского посвящена истории Константино польской Православной Церкви в XX веке, главным образом в 1910-е — 1950-е гг. Эти годы стали не только очень важным, но и наименее исследованным периодом в истории Вселенского Патриархата, когда, с одной стороны, само его существование оказалось под угрозой, а с другой — он начал распространять свою юрисдикцию на разные страны, где проживала православная диаспора, порой вступая в острые конфликты с другими Поместными Православными Церквами.
В монографии кандидата богословия священника Владислава Сергеевича Малышева рассматривается церковно-общественная публицистика, касающаяся состояния духовного сословия в период «Великих реформ». В монографии представлены высказывавшиеся в то время различные мнения по ряду важных для духовенства вопросов: быт и нравственность приходского духовенства, состояние монастырей и монашества, начальное и среднее духовное образование, а также проведен анализ церковно-публицистической полемики как исторического источника.
Если вы налаживаете деловые и культурные связи со странами Востока, вам не обойтись без знания истоков культуры мусульман, их ценностных ориентиров, менталитета и правил поведения в самых разных ситуациях. Об этом и многом другом, основываясь на многолетнем дипломатическом опыте, в своей книге вам расскажет Чрезвычайный и Полномочный Посланник, почетный работник Министерства иностранных дел РФ, кандидат исторических наук, доцент кафедры дипломатии МГИМО МИД России Евгений Максимович Богучарский.
Постсекулярность — это не только новая социальная реальность, характеризующаяся возвращением религии в самых причудливых и порой невероятных формах, это еще и кризис общепринятых моделей репрезентации религиозных / секулярных явлений. Постсекулярный поворот — это поворот к осмыслению этих новых форм, это движение в сторону нового языка, новой оптики, способной ухватить возникающую на наших глазах картину, являющуюся как постсекулярной, так и пострелигиозной, если смотреть на нее с точки зрения привычных представлений о религии и секулярном.