Тайный посол. Том 1 - [180]

Бой между ними был короткий, но яростный. Полученное в Чигирине ранение еще давало себя знать, и Роман, чувствуя, как покачнулась под ним земля, начал потихоньку отступать назад. Ободренный этим, Чернобай усилил натиск, чтобы быстрее покончить с казаком.

Одного не учел Чернобай – Роман мастерски владел саблей. Зная, что долгого напряжения ему не вынести, Роман неожиданно развернулся в сторону и тыльной частью сабли снизу резко ударил по сабле противника. Она звякнула и переломилась. Чернобай остолбенел. Роману ничего не стоило пронзить его насквозь, но такую птицу надо было брать живьем. Поэтому приставил к горлу Чернобая острие сабли и стал теснить его к куреню, пока не прижал к стене.

Так и стоял дончак, боясь хоть немного отпустить от стены врага, так как знал: если тот бросится бежать, то сам догнать не сможет.

– Роман, ты что тут делаешь? – послышался удивленный голос Звенигоры.

– Сюда, Арсен, сюда! – крикнул не оборачиваясь Роман. – Глянь, кого я поймал!

Он только краем глаза заметил, как Арсен с каким-то турком приблизился к нему.

Чернобай пытался опустить голову, чтобы на лицо не упал свет от месяца, но Роман кольнул его в подбородок, заставив запрокинуть голову.

– Чернобай?! – воскликнул Арсен. – На Сечи?! Как ты здесь очутился?..

Тот молчал.

– С турками и татарами прибыл, – пояснил Роман. – Хотел орду в Сечь впустить. Что с ним делать? Прикончить на месте, пса?

Арсен задумался. Медленно произнес:

– Не-ет, пусть судит товариство! Запрем до рассвета в холодную!

– Арсен, ты имеешь право судить его сам, так и суди! Я только ради тебя задержал его на этом свете…

– Спасибо, брат. Но мой суд – все равно что самосуд. А этот изверг перед всем народом виноват. Так пусть все товариство судит… Ну, иди, Чернобай! Утром поговорим с тобой, чертово семя!

Чернобай наклонил голову, медленно потащился вдоль куреня. За ним шли трое: Роман, Арсен и Сафар-бей.

5

К утру побоище в Сечи закончилось. Лишь полторы тысячи янычаров и спахиев выбрались из западни, в которую сами забрались. Первые беглецы еще до рассвета принесли хану известие об ужасной гибели своих товарищей. Забыв о своем высоком положении и о тысячах простых воинов, темной массой стоявших в конном строю вокруг, хан простер к небу руки и страшно, отчаянно завыл, оскалив на месяц острые белые зубы.

– У-у-у! Шайтан!.. Горе нам!.. У-у-у!..

Он ударил коня под бока и помчался в степь, прочь от Днепра. За ханом, взбивая ударами конских копыт мерзлую землю, двинулась орда.

Посланный Сирко в погоню конный отряд запорожцев не смог догнать врага. Преодолев по льду Днепр и подскакав к сторожевой заставе, отряд остановился на холме. Всходило солнце. Внизу расстилалась голая безлюдная степь. На ней, по направлению к Перекопу, лежал широкий – на целую версту – след от десятков тысяч копыт. Вдали по белой снежной пустыне катилось, постепенно уменьшаясь, темное широкое пятно. Это бежала объятая смертельным страхом крымская орда.

Арсен подъехал к казацкой заставе. До его слуха донесся из землянки чуть слышный стон.

– Братья, сюда! Наших здесь порезали! – крикнул Арсен.

В землянке пахло дымом и кровью. Переступая через трупы, Арсен прошел к лежанке. Там сидел на полу Товкач. Из груди его вылетал глухой, натужный стон. Арсен приподнял товарищу голову, заглянул в чуть приоткрывшиеся глаза.

– Брат!..

Товкач вздрогнул, долго, как сквозь мглу, всматривался в лицо, склонившееся над ним.

– Ты, Арсен?

Тот пожал холодеющие руки казака.

– Да, это я.

Напрягая все силы, Товкач прошептал:

– Как… там…

Его было чуть слышно, но Арсен понял, о чем он хотел спросить.

– Все хорошо! Янычары перебиты. Хан удрал. Наших погибло человек тридцать да восемьдесят ранено.

– Слава Богу… теперь… могу… спокойно помереть…

Он закрыл глаза. Но вдруг встрепенулся – какая-то жгучая мысль пронзила его угасающий мозг.

– Арсен… Хорь… Хорь… изменник… берегитесь!

Эти слова не удивили Арсена, он уже знал о предательстве Хоря. Его поразило другое: эта мысль об изменнике придавала казаку силы дожить до утра. Он не мог, не имел права умереть, не предупредив товарищей. Пронзенный ятаганом насквозь, он зажал рану спереди рукой, а спину прижал к лежанке и так сидел всю ночь, чтобы не истечь кровью, чтобы товариство узнало о том, кто провел врагов в Сечь. Теперь, сообщив друзьям свою тайну, Товкач выпрямился, раскинул сильные огромные руки – и навек умолк.

Запорожцы сняли шапки. Они оценили все величие казацкой самоотверженности.

6

Похоронив с почестями погибших товарищей, запорожцы собрались перед войсковой канцелярией, чтобы судить Чернобая.

Три казака вывели его из холодной и поставили на крыльце перед товариством. Он зябко прятал руки в рукава, втягивал острый подбородок в воротник кожуха, устремив тусклый взгляд вниз. Только раз взглянул поверх казаков и, заметив смерзшиеся скрюченные трупы янычаров, лежавшие на темно-буром от крови снегу, вздрогнул и закрыл лицо руками.

– От правды, Чернобай, не убежишь, не спрячешься! – сказал Сирко. – Настало время оглянуться на свою мерзкую жизнь и держать ответ перед народом за все. Народ наш добросердечен и часто прощает проступки сынов своих, наставляет на путь истины тех, кто оплошал, оступился в горе или нужде. Но тому, кто пролил кровь людей наших, кто ради презренной наживы, ради яств заморских и серебра-злата агарянского торговал детьми нашими, обрекал их на неволю басурманскую, тому, кто вместе с янычарами и ордой хотел уничтожить нашу славную Сечь Запорожскую – исконную защитницу земли украинской от нападений всех врагов, – тому нет прощения!.. Судить тебя будет все товариство! И еще. Ты был видным казаком: отец твой – полковник, сам ты – сотник, так пусть никто не посмеет сказать, что осудил тебя один Сирко. Как скажет товариство, так и будет!.. Звенигора, расскажи все, что знаешь об этом человеке!