Тайный монах - [6]

— Я сейчас, — хихикнула Ниночка, побежав к растущим в пятидесяти метрах от валуна кустикам.

Макс романтично посмотрел ей вслед, затем повернулся нацепить на шею лежащий фотоаппарат… и замер.

Перед ним в трёх метрах стояли два «духа» с «калашами». Болезненно жёлтые зубы, расплывшиеся в зловещей улыбке, не предвещали Максу ничего хорошего, а выражали предвкушение от определённых удовольствий для их обладателей.

Всё происходило в считанные секунды. Макс из уверенного в себе мужика, только что так романтично завладевшего дамой, превратился в никчемного маменькиного сынка — хлюпика, накрывшего голову двумя руками, в полу приседе изогнувшегося, начавшего всхлипывать, дёргаться и причитать: «Ой, ой — только не бейте!»

— Тэбя ещё нэ били, сморчок! — внушительно проскрипел выдвинувшийся вперёд «дух». Усыпленное желание сразу врезать этому хнычущему доходяге прикладом «калаша», в секунду сменилось чисто восточным желанием — взять хорошую вещь, и он наклонился в полуметре от Макса за фотоаппаратом.

Младший сержант запаса воздушно-десантных войск Советского Союза имел в запасе три секунды жизни: полсекунды — подъём головы, одновременно с выходом на упругих полусогнутых, со смертельно-разящим ударом в гортань, полсекунды — выхватывание из-за пояса обмякающего тела кинжала, полсекунды — замах, секунда — полёт кинжала. Второй дух, так и не успев уяснить, как этот «хлюпик» в три секунды перечеркнул все его жизненные планы, удивлённо широко растопырив глаза, грузно рухнул наземь. «Не надо меня трогать», — почему-то прошипел Макс, в три секунды преобразившийся из слюнтяя в безжалостного киллера. Странно, но ни малейшего отвращения, сожаления и прочего слюнтяйства по поводу содеянного Макс не испытал. Более того, он ощутил себя в своей среде обитания.

Однажды в детском садике, пришедшую забирать домой Максимчика-тихоню маму, окружили воспитатели и просто требовали больше не приводить малыша в детсад, рассказывая ей невероятную историю:

— Ну играли детки на снежку в кучу малу. Максимчик очутился в самом низу. Может и долго. Но когда выбрался — всем досталось: пока всех не поукладывал — кого просто на снежок, кого прямо в сугроб личиком — не успокоился. Мы сами опасались к нему подойти. У него были такие безумные глаза, — говорила пожалуй самая молоденькая из воспитательниц, безумно округлив подведённые тушью глазки.

— Мы уж его и так, и сяк, и журить, и воспитывать, а он — ну ни слезинки. Сказал только одну странную фразу: «Не надо меня трогать».

В выпускном классе активный спортсмен Максим, выступил за школу практически по всем видам спорта. После гостевой баскетбольной встречи с одной из школ Максим дольше всех задержался в раздевалке.

В коридоре его окружили недавние противники. Мысли о том, что «влип, попался» почему-то не появилось. Максим почувствовал себя комфортно и уютно — в своей среде обитания. Понятие «групповая драка» приобретало для него особый оттенок — один против группы. Максим никогда не занимался каратэ, борьбой или другими видами единоборства. Но сколько помнит себя в детстве и юности — постоянно дрался. Это были мальчишеские драки и стычки, иногда из спортивного интереса, иногда за компанию, иногда за честь двора, но никогда Макс не чувствовал такого страшного внутреннего удовольствия как от боёв, когда его одного загоняли в угол. В такой ситуации у него появлялась часто подавляющая противника внутренняя энергетика. Тогда в школе Макса окружили человек двадцать. Они не знали с чего начать. Макс знал.

Из окруживших вышел лидер. Макс дал ему себя ударить. Мощнейший удар. Макс устоял, слегка отступив назад.

Гораздо позже Макс, разговаривая с тренером-боксёром, услышал от него:

— В боксе для победы собственный удар стоит на третьем месте. На первом то, как ты держишь удар. Осознание противником того, что у тебя железный подбородок, убивает его психологическую уверенность в своих силах. На втором месте — промахи противника.

Макс на деле показал двадцати атакующим, что их самый сильный удар он держать умеет. Дальше началось нечто звериное. Он один метался в окружении троих-четверых, то отбиваясь, то сам нанося удары.

Человек пятнадцать так и не вступили в бой.

Через минуту-другую, когда все на мгновение замерли, лидер нападавших, сбивая дыхание, выдохнул: «Ну что, всё?»

Макс, не обращая внимания на разбитую губу, прошипел: «Не надо меня трогать». И двинулся за своей спортивной сумкой. Толпа расступилась.

После окончания «учебки» в армии Максима оставили служить в школе сержантов, присвоив, как отличнику, сразу звание сержанта.

Однажды в столовой «деды» из ремонтной роты послали вверенного Максу курсанта за дополнительной пайкой «бациллы» (так на армейском жаргоне называли мясо). Но тот второпях не донёс «бациллу» до «дедов», споткнулся и распластавшись, перевернул тарелку на пол — прямо перед их столом. Недолго думая, один из старослужащих под улюлюканье и хохот остальных, одел курсанту на голову казанок с перловкой.

Макс порядки чтил. Да, «дедам» можно почти всё. Но курсант — его боец. Есть грань за которую не может переходить никто. Макс с разворота заехал «деду» в ухо. Вбежавшие в столовую «прапора» разняли поднявшихся с мест «дедов» и Макса.