Тайный дневник Исабель - [11]

Эта его реплика заставила меня вспомнить о своих прямых черных волосах, черных-пречерных глазах, уж очень смуглой коже и слишком крупных чертах лица. Я тебе об этом никогда не рассказывала, но мне как-то раз кто-то сказал, что я родилась под цыганской звездой и что моему лицу присуще «специфическое обаяние». Правда же заключается в том, любовь моя, что я ненавидела это специфическое обаяние, якобы присущее моему лицу, и очень хотела, чтобы у меня было лицо хрупкой красотки, нежное и бледное — то есть такое, какое соответствует нынешним вкусам. Ты, хорошо разбираясь в женщинах, наверняка знаешь, что женщинам свойственно мечтать о том, чего у них нет, и совсем не ценить то, что у них есть.

— Я — с юга, из городка Кадис. Вы, я думаю, бывали в Испании — вы ведь говорите по-испански очень хорошо.

— Спасибо. Я работал в Испании в течение трех лет. В Мадриде.

— Правда? И чем же вы там занимались, господин Винд-филд?

— Я дипломат, и меня направили тогда на работу в британское посольство, — произнес господин Виндфилд тоном, в котором ощущалось некоторое сожаление — как будто мой собеседник стыдился того, что он — дипломат.

Мне так только кажется или и в самом деле существуют люди, которые в определенных ситуациях стесняются быть уж слишком значительными?

— А теперь вы работаете здесь, в Париже?

— Нет, я, по правде говоря, здесь проездом. А вы приехали погостить?

Я отрицательно покачала головой.

— Я здесь тоже проездом. Я, кстати, официально не живу в Испании уже две недели. Я сейчас еду в Австрию… ну, в те края. Буду там жить со своей тетей. Завтра мы отправимся на поезде в Вену.

На лице Виндфилда появилось выражение приятного удивления.

— Какое невероятное совпадение! Я тоже еду завтра на поезде в Вену. Мне было бы очень приятно пообщаться с вами в дороге — если, конечно, вы не против.

Подобная перспектива, хотя она и не вызвала у меня такого восторга, как у Виндфилда, все же отнюдь не показалась мне неприятной. В конце концов, Виндфилд проявил себя как человек весьма любезный, и я не возражала против того, чтобы с ним пообщаться.

И тут вдруг в парке зажглись — похожие на волшебные — электрические фонари. Я с ностальгией подумала об уже исчезнувших из нашей жизни фонарщиках, которые со своими лестницами и шестами были своего рода уличными эквилибристами и которые в результате прогресса превратились в один из символов безвозвратного прошлого. Карусель тоже была освещена, и яркие лампочки прочерчивали на черном небе светящуюся линию. В воздухе пахло жженым сахаром (этот запах исходил от сахарной ваты) и умирающим осенним днем — как от угольной печи и от влажной земли. Я вдруг осознала, что уже стемнело, и одним махом допила свой чай.

— Уже поздно, и мне теперь уж точно пора уходить. Моя тетя будет волноваться, — сказала я, поднимаясь со стула. Мой собеседник тоже встал. — Еще раз большое спасибо за вашу любезность, господин Виндфилд, — сказала я, протягивая руку для рукопожатия.

Мой собеседник, пожав мою руку, не отпустил ее, а так и продолжал держать в своей руке.

— Вы позволите пригласить вас поужинать со мной сегодня вечером? — вдруг решительно предложил он. — Вы знаете ресторан, расположенный на Эйфелевой башне? Оттуда открываются такие чудесные виды, что, поверьте мне, туда стоит сходить.

Его предложение застало меня врасплох. Я ну никак не ожидала, что флегматичный английский джентльмен вдруг проявит подобную импульсивность: люди его круга сочли бы такой поступок по меньшей мере неуместным. Быстренько поразмышляв над тем, что ему можно было бы ответить, я в конце концов решила дать такой ответ, который следовало бы ожидать от девушки из хорошей семьи, незамужней и, более того, недавно брошенной своим женихом.

— Большое спасибо, господин Виндфилд, но моя тетя уже наверняка придумала, чем меня сегодня вечером занять.

— Тогда, может быть, завтра, в поезде? — не унимался англичанин.

— Может быть. До завтра нужно еще дожить.

— Позвольте, я вас провожу. Не стоит идти сейчас, когда уже стемнело, одной по парку.

Виндфилд был, видимо, человеком настойчивым: он не желал примириться с тем, что ему сказали «нет». А еще он не мог позволить, чтобы такая барышня, как я, — и так уже нарвавшаяся сегодня на «приключения» — ходила ночью одна, рискуя угодить еще в какую-нибудь историю… Поэтому я на его предложение проводить меня ответила согласием.

— Вы остановились в Париже далеко отсюда?

— Нет, наоборот, очень близко. В отеле «Крильон».

— Еще одно невероятное совпадение! И я остановился именно в этом отеле. Сегодня, похоже, день удивительных совпадений.

— Похоже, что так, — кивнула я в ответ.

Мы пошли по слабоосвещенным дорожкам сада Тюильри, удаляясь от карусели и от звучащей возле нее музыки.

Подобные удивительные совпадения заставили меня забеспокоиться. Тебе ведь известно, любовь моя, что я не раз говорила, что совпадения, как и беды, не приходят в одиночку: судьба старается вешать их на нашу шею связкой, словно крендельки на веревочке…

— О Господи! — громко воскликнула я: открыв дверь своего номера «люкс» в отеле «Крильон», я привычным жестом включила освещение, однако вместо чистой и роскошно — в стиле XVIII века — украшенной комнаты я увидела сваленные в кучу предметы одежды и листы бумаги, смещенную со своих мест мебель, выдвинутые ящики, валяющиеся на полу простыни…