Тайные учения Тибета - [31]

Ах! Почему!.. Желания было больше чем достаточно, но я знала — не вполне во власти Таши-ламы разрешить мне пребывание в Шигацзе. Все же он предложил мне поселиться там, где я захочу. Я могла жить в женском монастыре с его матерью, или он прикажет построить для меня уединенную обитель, мне будет дозволено брать уроки у лучших грамматиков, у самых известных ученых и посещать наставников-анахоретов в горах.

Может быть, если бы я уже тогда отрешилась от всех привязанностей, как после путешествия в Лхасу, я сумела бы — в Шигацзе или в более укромном месте — воспользоваться даруемым мне покровительством. Но предложение Таши-ламы застало меня врасплох. Часть моего багажа — записей, фотографий (почему все это считается таким необходимым!) — хранилась у друзей в Калькутте, другая часть оставалась в моем горном убежище. Я еще не была достаточно свободной, чтобы от них отказаться. Затем возникал отвратительный вопрос о деньгах. Я захватила с собой лишь немного, сколько требовалось для путешествия, а получить в Тибете деньги, оставленные в Индии, тогда казалось невозможным.

Ах, сколько мне еще оставалось познать и какое нравственное перерождение предстояло пережить, прежде чем превратиться в то, чем я с такой радостью стала через несколько лет — бродягой на дорогах Тибета.

Я виделась с учителем-воспитателем Таши-ламы: учителем словесности и учителем, приобщившим его к мистическим истинам. Затем состоялось знакомство с мистиком-созерцателем, духовным руководителем Таши-ламы, пользовавшимся всеобщим глубоким уважением и, если верить рассказам, закончившим впоследствии свой жизненный путь чудесным образом.

Когда я была в Шигацзе, там заканчивали постройку храма, воздвигаемого Таши-ламой грядущему Будде Майтрейе [5] — воплощению совершенной доброты. Я видела гигантскую статую в огромном зале, окруженном галереями, позволяющими верующим обходить статую со всех сторон — сначала внизу, на уровне ног, затем, последовательно, по галереям второго, третьего, четвертого этажей — на уровне пояса, плеч и головы. Во время моего посещения около двадцати золотых дел мастеров обрабатывали каменья, украшавшие гигантского Майтрейю, переделывая для этого драгоценности — дары дам-аристократок из Цзанга с матерью Таши-ламы во главе.

Я провела в различных дворцах Таши-ламы чудесные дни, беседовала с людьми самых разнообразных знаний и характеров. Но главное — я всегда пребывала в состоянии блаженной безмятежности, омрачаемой только мыслью о неизбежном отъезде.

Наконец злополучный день наступил. Великий монастырь скрылся из виду на том же повороте дороги, где незадолго до этого он предстал перед моим взором. Я увозила книги, записи, подарки и облачения дипломированного ламы — нечто аналогичное докторскому диплому университета Таши-лунпо, преподнесенному мне Таши-ламой.

Мы направились в Нартан осмотреть самую большую ламаистскую печатню. Количество имеющихся там гравировальных досок для печати неимоверно. Эти доски, сложенные на стеллажах, заполняют огромное здание. Рабочие-печатники с руками, вымазанными чернилами по локти, работают сидя на земле. В других помещениях монахи режут бумагу по особому для каждого произведения формату. Весь рабочий процесс проходит спокойно, не спеша, вперемежку с разговорами и продолжительными дегустациями заправленного маслом чая. Какой контраст с лихорадочной суетой наших типографий!

Но типография, хотя и монастырская, все же светское предприятие, а меня занимало в Тибете совсем другое.

Я побывала в обители гомштена, оказавшего мне честь пригласить меня. Жилище анахорета находилось в пустынной и бесплодной местности, на северном склоне горы над озером Мо-Тетонг. Очень просторной пещере постепенно приросшие к ней пристройки придавали вид маленького укрепленного замка. Теперешний обитатель пещеры когда-то унаследовал ее от своего учителя, в свое время заступившего на место своего духовного отца. Благодаря преемственности трех поколений лам-магов в этой обители скопилось достаточно предметов комфорта — подношений местных жителей, — чтобы сделать жизнь отшельника достаточно приятной.

Я рассуждаю, разумеется, с точки зрения тибетца, привыкающего с юных лет жить возле какого-нибудь анахорета.

Мой гостеприимный хозяин за пределами пещеры никогда ничего не видел. Его учитель прожил в ней больше тридцати лет. Он сам заключил себя здесь на следующий день после смерти своего наставника.

Заключил себя, «замуровал». Под этим словом нужно понимать следующее: в пещеру-крепость можно было попасть только через единственную дверь — сам лама к этой двери никогда не приближался. Две нижние комнаты, устроенные под скалой, выходили во внутренний двор, огороженный со стороны обрыва сложенной из выветренных камней стеной, совершенно заслоняющей кругозор. Наверх, в личное помещение ламы, вела приставная лестница с люком. Его комната тоже выходила на огороженную стенами небольшую террасу, где затворник мог немного размяться или посидеть на солнышке, оставаясь невидимым снаружи и сам ничего не видя, кроме неба над головой.

Лама вел такой образ жизни уже 15 лет.