Тайные общества. - [19]

Шрифт
Интервал

Присутствующие склоняют головы и нараспев произносят кабалистическое слово ‹Иаахуууу› с интонацией, напоминающей ‹Аминь› в конце молитвы.

Мы находимся на собрании суфиев. Кто эти люди? Трое из них выходцы с Востока, люди разных профессий, обосновавшиеся в -Великобритании. Четвертый - молодой архитектор, примкнувший к суфизму во время армейской службы на Ближнем Востоке; он немного знает арабский язык и изучал писания святых. Другой, явно старше по возрасту, - юрист, который, прочитав статью о суфизме, опубликовал в газете объявление, что ищет представителя этого культа в Великобритании. Здесь также два торговца и несколько клерков, прибывшие прямо из своих лондонских офисов, чтобы всю ночь предаваться мистическим ритуалам. Среди присутствующих есть также люди довольно состоятельные, привлеченные философией секты.

Чем же этот восточный культ мог привлечь европейцев - этих закоренелых материалистов?

Подобно первым пустынникам Аравии, ‹народ Пути› верит в то, что в каждом человеческом существе заключено определенное благородство духа и помыслов, и именно его учитель-суфий обязан раскрыть и развить в каждом человеке. Они считают, что человек может обрести свое истинное место в жизни только путем постоянного физического и нравственного самосовершенствования.

Является ли суфизм религией? способом жизни? философией, как йога? Отнюдь. Это тайный культ, который дает своим членам то, что те неосознанно искали в течение многих лет; и с этой точки зрения, по меньшей мере, он близок к религии. Корни этого культа лежат в описаниях арабских и персидских мистиков, которые пытались воссоединиться с Богом, доводя себя до экстаза. Но в то же время в суфизме есть и сугубо практическое начало. Суфий - человек весьма деятельный по определению, и одного этого качества ему было бы достаточно для достижения некоторых вершин в выбранной им области даже без строгой дисциплины, прививаемой суфизмом. ‹Если ты пишешь письмо, - говорится в одной суфийской пословице, - составь его так, как если бы весь мир судил о тебе по одному только этому посланию›.

Но суфии считают, что невозможно обрести душевное равновесие, взяв из их учения лишь несколько принципов; они утверждают, что суфизм можно сравнить с образовательной системой, которую надо принимать во всей ее цельности. Как стать суфием? Это крайне сложно, так как суфии не имеют права обращать кого-либо в свою веру. Дело в том, что согласно суфистским правилам ученик должен подчиняться любым приказам своего учителя, вплоть до самопожертвования, и, если бы суфии набирали своих сторонников, обещая им мирское или духовное возвышение, их могли бы обвинить в том, что они стремятся лишь обрести над ними власть. На Востоке, где суфизм более распространен, от кандидатов отбоя нет; многие юноши и девушки с детства воспитываются родителями-суфиями в духе этого учения: в отличие от многих сект суфизм не требует от своих приверженцев безбрачия.

В исламских странах отношение к этому учению довольно противоречиво. Казалось бы, ортодоксальные мусульмане должны были бы отвергать систему, которая подразумевает освобождение человека от религиозных обязательств после периода соответствующего образования. Но арабский народ чтит тысячи могил учителей-суфиев, немало приверженцев этого учения среди самых почитаемых религиозных писателей и национальных героев Востока.

Безусловно, в суфизме много мистики. Суфии верят в то, что достигшие высоких степеней посвящения способны силой своего духа оказывать влияние на разум других людей и даже, совершенно необъяснимым образом, на ход событий; суфийская литература полна примеров подобного рода. Эта уверенность безоговорочно разделяется западными членами секты.

‹Моя шестилетняя дочь умирала от неизлечимой болезни, - рассказал мне один англичанин-суфий, - и я попросил Учителя благословить ее. Он простер руки ко мне, ладонями вверх, и произнес ‹Барака Башад› (да будет она благословенна). Дочка поправилась за три дня›. На Востоке можно услышать великое множество подобных историй: неизлечимые больные, от которых отказались европейские светила, попадали к суфийским Учителям, те произносили ‹Барака› - и готово. Эта власть передается от Шейха (Учителя) к ученику, от одного поколения суфиев к другому.

Но вернемся на собрание суфиев в Англии. Один из его участников подносит правую руку к шее, показывая тем самым, что просит слова. Шейх кивает головой.

- Я прошу у вас совета. Я работаю в автомобильной промышленности. У меня есть выбор между вложением денег в покупку подержанных машин и постройкой новых гаражей. На оба дела у меня не хватит капитала. Что лучше выбрать? Шейх касается глаз кончиками пальцев.

- Вы получите ответ после окончания собрания.

Затем слово берет помощник Шейха.

- Мы просим вас пролить свет на вопрос о штаб-квартире Ордена. Считаете ли вы, что мы должны купить дом для созерцания и медитации?

Шейх поднимает глаза.

- Надо организовать сбор средств. Мы не должны брать деньги в долг: это противоречит правилам Ордена. Когда денег будет достаточно, мы купим дом.

Затем Шейх очень быстро произносит серию коротких слов, которые тут же подхватывают остальные участники собрания: ‹Ишк! Я Ху! Я Хаади! Я Хаади!›; в приблизительном переводе это означает: ‹Любовь! О Он! О Наставник! О Учитель!› Как и арабские кабалисты, суфии считают, что каждый звук обладает внутренней силой; повторение некоторых из них с определенной целью позволяет достичь состояния концентрации, в котором человеческий разум способен влиять своей волей на ход событий.


Рекомендуем почитать
За Кубанью

Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.


Сквозь бурю

Повесть о рыбаках и их детях из каракалпакского аула Тербенбеса. События, происходящие в повести, относятся к 1921 году, когда рыбаки Аральского моря по призыву В. И. Ленина вышли в море на лов рыбы для голодающих Поволжья, чтобы своим самоотверженным трудом и интернациональной солидарностью помочь русским рабочим и крестьянам спасти молодую Республику Советов. Автор повести Галым Сейтназаров — современный каракалпакский прозаик и поэт. Ленинская тема — одна из главных в его творчестве. Известность среди читателей получила его поэма о В.


В индейских прериях и тылах мятежников

Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.


Плащ еретика

Небольшой рассказ - предание о Джордано Бруно. .


Поход группы Дятлова. Первое документальное исследование причин гибели туристов

В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.


В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.