Тайны Змеиной горы - [26]

В широкой долине густо пахло отцветающими травами. Басовито жужжали пчелы. Сбегавший со склона ручей весело и бойко тренькал в каменном завале. В самой долине он бежал спокойно и бесшумно, узнавался лишь по извилистому провалу в буйной зелени долины, по сочному и густому наливу трав на берегах.

В тени развесистой дикой черемухи рудоискатели пережидали полуденный солнцепек. Покой нарушил гулкий топот конских копыт. «Может, джунгары?..» — мелькнула мысль. Такая встреча не обещала хорошего.

Не успели рудоискатели схорониться, как перед ними появились конные — русский казачий разъезд. Старшой строго спросил:

— Кто такие и откеда будете?

Федор спокойно ответил:

— Демидовские будем… руды ищем, а сейчас в Колывань идем.

Старшой отмяк, когда Федор показал письменный вид, или проходную грамоту, от руднично-заводской канцелярии.

— Редкая встреча! Не попадалось ли вам, служивые, каких-либо тайных поселений, раскольничьих скитов?

Казаки сказали, что посланы Кузнецкой воеводской канцелярией для розыска потаенных убежищ беглых людишек и раскольников. Старшой с достоинством и гордостью пояснил:

— Прошлым летом много нашли таких логовищ. Выселили поселенцев на прежние места жительства.

…До Колывани оставалось добрых пятьдесят верст. После встречи с казаками рудоискатели прошли весь путь за один день.

Наутро приказчик оказался на Воскресенском руднике. Федор, не теряя времени, отправился туда знакомыми дорожками. В пути одолела жажда. Не доходя до рудника, по косогору спустился к речке Локтевке. К самому берегу подбегал густой ельник. Здесь тихо и прохладно. На крутых изгибах речки слышен невнятный шорох воды. Федор облокотился на камень-валун, долго и жадно пил. Оторвался от воды и застыл: недалеко на таком же камне сидела женщина, расчесывала мокрые волосы. Она сидела боком к Федору и, как ему казалось, ничего не видела. Федор бесшумно скользнул с камня в намерении скрыться незамеченным. Как только первая ветка ельника царапнула его по лицу, женщина торопливо повернула голову. Федор узнал смеющееся лукавое лицо Насти, на миг задержался на месте.

— Здравствуй, куда же ты торопишься? — пропела Настя и подалась вперед. В одной исподней рубашке она шла с легкостью русалки и манила смеющимся сверкающим взглядом.

— Не бойся, бирюк! Я одна-одинешенька! Не то что в прошлый раз!

Неприкрытая Настина краса притягивала и страшила. Хотелось сорваться с места, ветром пролететь по ельнику и где-нибудь скрыться, долго-долго лежать с закрытыми глазами, чтобы забыть увиденное. А Настя расцветала в новой жаркой улыбке, без слов двигалась вперед. Вот она, как на пружинах, подпрыгнула, и Федор почувствовал, как ее руки сжали ему шею, мокрые волосы коснулись лица.

— Никуда не уйдешь, пока сама не отпущу… понял или нет? Никуда!..

Из груди Насти вырывалось частое дыхание, в глазах сверкали молнии. Федор ощутил, как им овладевает безволие. И в эту минуту встала перед глазами Феклуша. К рукам вернулась сила, и Федор отстранил Настю.

— Пошто так делаешь, ошалелая? С приказчиком, теперь со мной! Кем тебе Кузьма доводится?

Настя, построжевшая и остывшая, стояла на одном месте. В глазах — обида и горькая насмешка. И вдруг она заговорила зло, отрывисто:

— Люблю тебя, потому и лезу! А Кузьма с приказчиком по мне вот что! — Настя сочно плюнула на камень, начисто растерла босой ногой. Потом круто повернулась и поспешно ушла на прежнее место, где лежал сарафан.

Федор шагал напрямую, через самую гущу ельника. Корявые ветви хлестали по лицу. Вдогонку неслись колючие Настины слова, в уши хлестал обидный смех.

— Мужик называется! Ха-ха! Тебе со святыми монахами по пути! Только и мужского, что имя!..

Федор застал приказчика перед самым его отъездом с рудника. В Колывань ехали вдвоем дорогой, потемневшей от рудной пыли. Приказчик был сдержан в разговоре и, видимо, удручен нежелательным соседством. Всю дорогу Федор рассказывал о рудных поисках и только в Колывани отважился на просьбу.

— Отпусти, Мокеич, меня с Соленым ден на десяток. Зимой отробим, где пожелаешь.

— Это для чего еще? — спросил встревоженный приказчик и вдруг заюлил хитрыми глазами, словно прозрел в мыслях. — Не бугровать[6] ли уж? Ай клады заприметили где?

— Не-е… семью Соленого привезти.

— А-а-а! Невесту, стал быть, заодно. Тут подумать надо. От твоего кулака в моей шее и поднесь боль ощутима. Зря поперек дороги становишься, Федор. Ой, зря!

Федор насупился. С минуту молчал, обдумывал и вспыхнул как порох.

— Не пускаешь? Без твоей подмоги невесту привезу. За Настю не кори! Бог свидетель, что заслужил кулака. И наперед от того не зарекайся!

Приказчик таил в душе восхищение: «Ну и характерец! Настоящий кремешок кресальный! А вот хитростью бог обидел. Прямодушен, как малое дитя…» Потом вернул поспешно уходившего Федора.

— Чего вспылил?.Нешто годится такое со старшими? Я ить так сказал… любое дело без думки не вершу. И надумал я сейчас для тебя утеху — ступай за невестой. И лошадьми на этот раз помогу, хотя почти все в работе.

За словами согласия скрывалась надежда: «Авось пооботрется угловатый камешек, кругленьким да податливым станет…»