Тайны живописи - [19]

Вадим. Ты не понимаешь…

Таня. Понимаю. Взять все и выбросить… Похоже на убийство. Нет.

Вадим. Все же он это сделал. Должен был сделать, хотел и сделал. Получил удовольствие.

Таня. Ты его оправдываешь?

Вадим. Я принимаю его таким, какой он есть.

Таня. И это хорошо?

Вадим. Это правила игры.

Таня. Дальше будет хуже.

Вадим. Возможно.

Таня. Да… Будет хуже. Придется идти до конца. Весь путь. Он выдержит?

Вадим. Надеюсь, что да.

Таня. Дай Бог…

Пауза. Вадим молчит, Таня смотрит на него.

24

— Миша?! Боже мой, ты заболеешь! Иди в ванную! В такой дождь, без зонта… Сумасшедший!

Было холодно, сыро и неуютно. На бетонный пол лестничной площадки капала вода, промокшая насквозь одежда противно липла к телу. Миша прошел в прихожую, быстро разулся и проскользнул в белую, отделанную кафелем ванную.

— Мишенька, халат я тут на ручку повесила, — постучала в дверь Вика, — Надень его, хорошо!

Халат оказался мужской, махровый и очень теплый, синего цвета. Когда он, закутавшись в него по домашнему, прошел на кухню, Вика уже заварила чай.

— Миш, у тебя когда день рождения? — грозно спросила она, — Я тебе зонт подарю. Что ты без зонта ходишь в такую погоду?

— Не люблю зонтов.

— Понимаю. Гулять под дождем без зонта — это так романтично. А болеть потом романтично?

— Лена пропала, — выдавил из себя, наконец, Миша.

— В каком смысле пропала?

— Сказала, что уехала к родителям на неделю, и не вернулась.

— Понятно, — кивнула Вика, — И теперь ты ходишь по квартирам…

— Это не смешно. Ты знаешь, что произошло?

— Я-то знаю! — устало вздохнула она, — А вот ты, похоже, вообще не представляешь себе…

Миша отрезал:

— Рассказывай!

Вика присела рядом с ним и посмотрела на него долгим, открытым, вызывающим доверие взглядом. Это был ее козырь, ее стиль, ее любимое профессиональное оружие, она могла смотреть и улыбаться так, что человек сразу рассказывал ей все свои тайны.

— Мишенька-а! — протянула она, — Солнце мое! Боюсь, правда тебе не понравится.

Он начинал терять терпение.

— Что случилось?

Вика снова вздохнула.

— Они и раньше встречались, до того, как вы познакомились. Они начали встречаться, когда Ленка еще совсем зеленая была, в школе училась. Родители ее хотели на него в суд подать, только он ведь как уж, везде выкрутится, потом смирились. И я смирилась. Не могут они друг без друга. И ссорятся постоянно, и посуду бьют, и ревнуют, а все равно не могут. Такая связь…

Он задохнулся.

— Ты об Олеге?

— О нем, родимом.

— Она что, у него сейчас?

— Да, у него, квартиру он снимает в городе.

— И к родителям она не уезжала?

— Нет.

Миша замолчал, медленно переваривая услышанное. Вика встала и разлила кипяток по чашкам.

— На-ка вот, выпей, согреешься!

— А ты как же?

— А что я? — в третий раз вздохнула она, — Они поссорятся, он ко мне бежит. Люблю, говорит, а она стерва, и вообще ему с ней больше не по пути. В этот раз появился ты, все пошло по другому, я надеялась, что это серьезно… Может быть, она действительно тебя любила. По своему.

— Любила?.. Ты вправду думаешь, что она меня любила?

Вика поставила чашку на стол и ответила неожиданно спокойным и рассудительным голосом:

— Лена, в конце концов, неплохая девушка. Разгадать ее нужно. Там такая красота изнутри светит иногда, я поражаюсь просто. И стихи пишет, а песни как поет! Очень тонкие энергии. Чем-то он ее цепляет, значит, раз она так его любит. И ты бы цеплял, опыта бы тебе побольше. Эх, Мишенька!..

25

Дни шли. Медленно и тягуче, как асфальтовый каток, проползла в одиночестве, странных снах и мыслях еще одна неделя. Он ничего не делал — только работал, ел и спал. Печатная машинка была убрана на шкаф и замолчала, кажется, навсегда, остались только книги — последнее прибежище утомленного духа, он взялся, наконец, за Сартра, давно хотел, но как-то все было недосуг, положил книгу у дивана, но брал ее в руки редко, не мог сосредоточиться. Еще были шаги по комнате, обида, маета, сомнения, много эмоций, редкие прогулки под мелкой изморосью — одним словом, жизнь.

Однажды вечером он пришел домой. Уставший и голодный после рабочего дня, после ожидания на остановке и тряски в автобусе, он открыл дверь, сунул ключ в карман, расшнуровал ботинки, присев на тумбочку, разулся, снял плащ… На вешалке в углу висела куртка. Ее куртка, та самая, коричневая, недорогая, в которой она была тогда, майской ночью, в трамвае, взбиравшемся в гору, когда они познакомились, он узнал бы ее из тысячи, да и чья еще куртка может висеть здесь, в его квартире? Лицо его посерело, он бросил плащ куда-то на пол и быстро прошел в комнату. Телевизор был включен, к кресле сидела она. Лена.

— Мишка! — она приподнялась и потянулась в его сторону, — Я так соскучилась!

— Что ты здесь делаешь?

— Пришла, — замерев, недоуменно ответила Лена, — Хотела тебя увидеть и пришла. Что-то не так?

— Зачем?

— Говорю же, хотела увидеть. Что с тобой?

Он покачал головой и посмотрел куда-то в левый верхний угол комнаты, туда, где маленький паучок пару недель назад свил свою паутину.

— Уходи!

— До что с тобой? — всплеснула руками она, — Что она тебе наговорила? Сука! Что она тебе наплела? Да она сама на тебя глаз положила, разве ты не видишь?! Ты что, думаешь, я с кем-то?..