Тайны уставшего города - [7]

Но «Домино» и его посетители всегда вызывали неослабный интерес у чекистов. Поэтому кафе было надежно «оперативно прикрыто». Разговор актрисы с трагиком услышал сидящий за соседним столом сотрудник уголовной секции МЧК, которого все знали как репортера «Красной газеты».

Он дождался, когда Паша и Володя закончат гулять, и пошел за ними.

Миновали Камергерский, пересекли Дмитровку и вышли на Кузнецкий Мост. Там гуляки сели в машину «руссо-балт» зеленого цвета с номером Реввоенсовета республики.

Той же ночью было установлено, что Володя – Владимир Викторович Иванов – шофер этой серьезной организации, а Паша – Павел Дмитриевич Голышев – водитель Главного военно-инженерного управления. Выяснилось, что Иванов живет в собственном доме за Дорогомиловской заставой, а Голышев – в доме номер 3 по Банному переулку.

Брать их решено было на рассвете.

Домик Иванова чекисты вместе с муровцами обложили со всех сторон. Тогда не было ни спецназа, ни СОБРа, ни ОМОНа. Бандитов брали сами оперативники и, надо сказать, делали это ничуть не хуже, чем их избалованные силовой поддержкой потомки.

Одновременно высадили три окна. В дом ворвались опера.

– Не двигаться, ЧК!

Иванов успел выстрелить всего один раз, к счастью – никого не задев.

Обыск показал много интересного. Кроме нескольких стволов оружия и большого количества патронов было найдено шесть бархатных театральных масок и много денег.

– Откуда оружие? – спросил задержанных Мартынов.

– С фронта из командировки привез, время-то бандитское, а с пистолетиками спокойнее. – Иванов закурил дорогую папиросу.

– А маски откуда?

– Мы с ребятами решили на Новый год представление устроить, вот и купил их в кафе «Домино» у одного бутафора.

– Тебя, Иванов, опознала женщина, которую вы изнасиловали.

– Начальник, – Иванов засмеялся, – слушай ты баб больше. Да, привозил их сюда, имел их. Но они сами ехали за деньги.

– Вот о них-то и поговорим, – улыбнулся Мартынов. – Где ты, братец, такие капиталы нажил?

– Что в карманах, то мое. А остальное вы мне подбросили.

– Ну что же, поедем на Лубянку, там ты нам все расскажешь. Вспомнишь даже то, чего не было.

Голышева брали также на рассвете. Дверь квартиры ломать не стали. Опера из МУРа привезли специалиста, работавшего еще в Московской сыскной полиции. Он спокойно открыл три замка, а металлическую цепочку разрезал специальными кусачками.

Стараясь не шуметь, вошли в квартиру. В спальне на здоровенной кровати с медными шарами безмятежно спал шофер Паша в объятиях дамы. Как выяснилось, это была его соседка, жена военного инженера, воюющего на Южном фронте. При обыске нашли оружие, патроны и деньги.

И тут старшего группы Волкова словно осенило:

– За что же ты, Паша, Старостина убил? Он же кричал: «Что ты делаешь, Паша?!»

– Все скажу, – перепугался Голышев.

На Лубянке он подробно описал все эпизоды и выдал остальных сообщников. Они также были шоферами разных советских учреждений. У одного из них, Шилова, при обыске в подвале обнаружили маленькую типографию, где он печатал фальшивые деньги. Подельники о его полиграфическом увлечении ничего не знали.

Было решено усилить наблюдение за завсегдатаями кафе поэтов «Домино».

И вот один из крупнейших авантюристов той революции, командарм Юрий Саблин, человек контактный, веселый, склонный к писательству, привел в кафе странного курчавого губастого человека, который немедленно подружился с Анатолием Мариенгофом и Сергеем Есениным.

Человек этот не выдавал себя за репортера, поэта или художника. Он представился предельно просто:

– Завотделом ВЧК Яков Блюмкин.

У него было отрицательное обаяние. Он много пил, но «держал удар», не скупился в расходах, тем более что их ему оплачивала контора, и проживал во Втором доме советов.

Очень быстро Блюмкину удалось стать своим среди этих веселых и невоздержанных в разговорах людей. Он старался ни с кем не спорить, а, наоборот, подтолкнуть собеседника на откровенный разговор. Он мог помочь и помогал. Архивы свидетельствуют, что он выручал из цепких рук своих коллег Николая Клюева, Рюрика Ивлева и Сергея Есенина.

Однажды в кафе пришел молодой артист Игорь Ильинский. Одет он был бедненько, а ботинки были латаные-перелатаные. На улице слякотно, вот и решил Игорь Владимирович почистить их бархатной портьерой.

Блюмкин сидел за столом с Сергеем Есениным и Мариенгофом. Он увидел это и заорал на весь зал:

– Хам! Сволочь! Убью!

И выхватил браунинг.

Есенин навалился на него, вырвал оружие.

– Ты чего, Яша, совсем сдурел? Это же замечательный артист. Наш товарищ.

– Он сволочь и хам, я его все равно убью. Отдай оружие.

– Будешь уходить, отдам, – отвечал Есенин.

О Якове Блюмкине писали много всего. Например, ему было предъявлено в ОГПУ после ареста обвинение, что он растратил в Палестине и Турции казенные деньги. Но никакого документального подтверждения этому нет.

Многие писали о нем как о трусе. Анатолий Мариенгоф в своем «Романе без вранья» рассказывал, что Блюмкин был человеком трусливым и частенько просил их с Есениным проводить его домой.

Что-то не стыкуется: чекист был семь раз ранен, причем четыре раза холодным оружием в рукопашном бою.