Тайны тринадцатой жизни - [8]

– Ладно. Но должен заметить, что в тебе умерли одновременно Джозеф Ланкастер, Макаренко и Сухомлинский.

– Пусть так, лишь бы не я сам.

Нарицательный смысл

В Старой Качели понятие «искусство» давно уже обрело нарицательный смысл, потому что суть его заключалась не в том, чтобы общество умело оценивало блестящего творца, а в том, что кучка специалистов постигла искусство в деле раздувания гениев буквально из ничего.

Что касается литературы, то с ней дела обстояли ещё сложнее. Подобно тому, что по соседству с добропорядочностью всегда умеет пристроиться лукавство или мошенничество, то и рядом с литературой в Старой Качели всегда пристраивалась разношёрстная публика: то, смотришь, политик стал издавать свои мемуары, то певец выдал откровения, то артист обрисовал закулисную жизнь. Все хотят попасть на чужое поле и там ещё показать себя не с худшей стороны. Относительно профессиональных писателей разговор особый.

Литературу в Старой Качели делили на периоды, а писателей периодически сажали. Правда, в последнее время в этом деле наметился прогресс: фигурально выражаясь, писателей стали сажать «на хлеб и на воду». Ни одна разновидность искусства не понесла таких моральных и материальных потерь, как литература.

Подумав немного, Михаил Михайлович отложил перо и стал смотреть на закат. Стол его стоял на балконе, лёгкий ветерок освежал лицо и теребил выбившийся из-под берета седеющий чуб. Солнце нижним краем диска опустилось на плоскую крышу дальнего девятиэтажного дома, и пока горела между двумя затяжками сигарета в руке историка, успело погрузиться за панельное здание полностью. Только тут, глядя на уходящее светило, Михаил Михайлович отчетливо осознал и ощутил, как скоротечно время и как мало его отпущено человеку для свершения всех своих дел, как малых, так и великих.

Ох, уж эти названия!

В Старой Качели была до революции улица, названная именами двух святых: Козьмы и Домиана, по имени церкви, возведённой на ней. Мы уже сталкивались с тем, что в Старой Качели любые перемены были связаны с полным стиранием всего, что могло напоминать прежние времена. Под такую «стирку» попала в ходе революционных перемен и улица, в простонародье именуемая; «Козьмы и Демьяна». При переименовании этой улицы, старокачельский Совет народных депутатов решил присвоить этой улице имя человека новой формации – пролетарского поэта Демьяна Бедного. За годы проживания на улице с новым названием люди хоть и не стали большими почитателями таланта Демьяна Бедного, но всё-таки успели привыкнуть к новому звучанию в названии их улицы, потому что бедность их окружала повсеместно и стала чем-то неотъемлемым во всей их последующей жизни. И то сказать, само отсутствие богатых уже предполагало патологическую и безотрадную бедность. Не было барского или хотя бы купеческого размаха в создании пышного особняка с колоннами, фризами, с арками, с башнями, со стенами, стилизующими крепость, с дорогими внутренними убранствами, с полами, сияющими разноцветным камнем или паркетом. Вместо этого скучные стандартные дома для простых обывателей…

Спустя несколько десятилетий власть сменилась, и возникла необходимость в пересмотре названия. Оно и понятно: что это за перемены в общественной жизни, если чего-нибудь не разгромить или не переназвать?

Когда люди узнали, что их улице снова грозит переименование, они вышли на Гужевую площадь и потребовали новую власть не делать этого. В пику им возникло движение ревнителей старого, дореволюционного названия. Столько лет прошло, а люди в душе вынашивали желание вернуть имена православных святых. Новая власть никого слушать не стала и, не разбираясь, кто за кого, всех под одно разогнала с помощью полиции и водомётов. В том и заключалось отличие демократии от всякого рода авторитаризма, что она не расстреливала народ, а поступала вполне гуманно – разгоняла его с помощью дубинок и резиновых пуль. К тому же негласно было решено никаких поэтов и писателей, воспевающих жизнь бедноты и сочувствующих бедноте, не допускать ни к государственным дотациям для издания их книг, ни к средствам массовой информации, чтобы впредь не появлялись на очищенном от бедноты Олимпе любимцы из народа. Возникли новые слова: секвестрирование, люстрация, сегрегация, угрожающий смысл которых был скрыт за этим лексическим камуфляжем, не будоражащим сознание народа.

Новое наименование было дано и городскому Совету. Помог вездесущий Юстиниан, который сказал, что лучше всего подходит название, какое было в Риме при императоре Юстиниане. Тогда высший орган власти назывался Высокочтимый Выпендрион. Новая власть пришла не совсем законно, поэтому старалась быстрее перевести Старую Качель на рельсы рыночной экономики, не церемонясь ни с голосами народа, ни с выбором названий новых институтов власти. Юстиниану доверяли, и новое название без всякой проверки на историческую достоверность было утверждено единогласно. Следующее решение было вынесено уже новосозданным Высокочтимым Выпендрионом, и указ этот был связан с названием улицы Демьяна Бедного. Постановили, что отныне она будет носить такое узнаваемое название и противниками, и сторонниками переименования. Вот так в рамках политической респектабельности возникла в центре Старой Качели компромиссная улица Козьмы и Демьяна Бедного.