Тайны советской репатриации - [45]

Физически здоровых мужчин ждал многодневный пеший марш по принципу «лагерь — колонна» с разбивкой по признаку областей и районов репатриации на «тысячи», «сотни» и «десятки» под руководством старших из числа самих репатриантов. Инструкцией были предусмотрены суточный темп движения — 15 км, привалы — по 3–4 часа и дневки — через каждые 3 дня марша, транспорт для продовольствия и личных вещей (по 5 кг на душу) для заболевших и отставших по маршруту. Сопровождали колонну в 1000–1500 человек офицер, фельдшер, один-два политработника и группа бойцов (до отделения)^{248}. Пунктами назначения были собственно проверочно-фильтрационные лагеря в районе новой советской границы. В сознании многих они запечатлелись как «фильтрационные лагеря НКВД», хотя формально лагеря относились к номенклатуре соответствующих военных округов, а НКВД отвечало только за процедуру фильтрации.

За час до выхода объявлялось построение и осуществлялась «проверка вещей» комиссией во главе с начальником лагеря. Она производилась якобы с целью поиска оружия, но отбирались, как правило, фотоаппараты, часы, радиоприемники, швейные машинки, деньги и т.д. Громоздкие вещи, которые люди были нести не в состоянии, оставлялись в лагере для «отправки на Родину», но никто из адресатов больше их не видел, хотя формально репатрианты были вправе везти домой что угодно и сколько угодно[95].

Инструкцией и приказом Управления по репатриации № 21 от 1 апреля 1945 г. определялось, что «советские граждане, освобождённые Красной Армией из немецкого плена и возвращающиеся на Родину, имеют право провозить с собой беспошлинно всё имущество, как то: одежду, хозяйственные предметы, орудия ремесла и сельского хозяйства, продукты питания, скот, птицу, ценности и другие вещи — без ограничения; эффективную иностранную валюту — без ограничения нормой»^{249}.

На деле всё обстояло несколько иначе, чем на бумаге. Приведём текст из письма генерал-лейтенанта К.Д. Голубева комиссару безопасности Шитикову (начальнику отдела спецлагерей НКВД) и товарищу Зорину (НКИД): «Советская контрольная комиссия из Бухареста сообщает, что у возвращающихся в СССР из Румынии репатриантов на пограничных КПП отбирается безвозмездно их скот. Прошу Вашего согласования и указания через генерал-лейтенанта т. Стаханова и Главное таможенное управление о беспрепятственном пропуске скота репатриированных»^{250}.

Всё сказанное свидетельствует, что с репатриантами ни в лагерях (СПП), ни на границе не церемонились, их считали людьми второго сорта, отсюда и отношение к ним было такое, которое не позволялось к обычным советским гражданам. На тех, кто начинал понимать что к чему и пытался бежать, была разрешена настоящая «охота». Пойманные беглецы уже не сомневались в своём будущем: если не расстреляют, то пошлют на Колыму или в Воркуту[96].

Подавляющее большинство репатриантов возвращались домой по железной дороге. Эшелоны группировались по союзным республикам и областям. Во главе групп был старший из числа репатриантов. На каждый эшелон назначались начальник эшелона, его заместитель по политчасти, 2–3 офицера и охрана до отделения бойцов, выделяемых из резервов и частей армии^{251}.

Предоставляемый для перевозки репатриантов подвижной железнодорожный состав оборудовался в зависимости от времени года. Оборудование чаще всего проводилось силами и средствами сборно-пересыльных пунктов, а не железной дорогой, как это предусматривалось правилами железнодорожных перевозок. Перевозились остарбайтеры и военнопленные, как и раньше, тяжелыми эшелонами в 30–35 вагонов «товарного парка, оборудованных для людских перевозок». В среднем в одном вагоне перевозилось около 30–35 репатриантов[97], под охраной, без права контактов с вольным населением, на скудном рационе.

На весь путь следования (от 5 до 20 суток, в зависимости от расстояния) репатриантам на руки выдавалось продовольствие. Однако, как отмечается даже в отчете Управления по репатриации в перечне своих недостатков, имели место «факты неполного обеспечения репатриантов продовольствием на весь путь следования до места назначения», а также факты «нарушения комендантами некоторых лагерей (СПИ) групп войск принципов формирования эшелонов по областям местожительства репатриантов и попутной высадки их на железнодорожных станциях назначения, что вызывало обратные перевозки, приводило к недостаче продовольствия у репатриантов и загружало местные органы репатриации работой по переотправкам»^{252}.

Офицеры, сопровождавшие эшелоны, получали списки на репатриированных, продовольственные аттестаты и справки установленного образца взамен железнодорожных проездных билетов до станции назначения. Репатрианты имели на руках справки о прохождении ими проверки (репатриации) органами СМЕРШ или НКВД. Формирование эшелонов с репатриированными, отправляемыми непосредственно к месту жительства, производилось по возможности так, чтобы станции разгрузки находились на пути движения железнодорожного состава^{253}.

В октябре — декабре 1944 г., когда органы репатриации еще только формировались, перевозку людей осуществляли главным образом тыловые части фронтов и армий. С декабря 1944 г. эту работу возглавил транспортный отдел Управления Уполномоченного СНК СССР по делам репатриации. Всего за 3 месяца было вывезено 1 079 500 человек, из них 967 587 — освобождённые на советской территории и ещё 111 913 человек (10,4%) — принятые от иностранных государств в приграничных портах или на железной дороге (в Мурманске, Одессе, Баку, Выборге)