Тайны Смутного времени - [75]

Оказалось, причины предельно просты… Когда победившие в Венгрии революционеры очертили границы своей независимой отныне державы, в эту державу вошли и земли, населенные вышеупомянутыми хорватами, словаками и чехами. Поддавшись общему настроению («революции» гремели по всей почти Европе), сии народы, рассуждая логически, решили, что настала и их очередь создавать свободные национальные государства…

Тут-то из революционной Буды (в те годы Буда и Пешт еще не объединились в один город) и последовал резкий, недвусмысленный окрик. Всевозможным «нацменьшинствам» было заявлено, что подобные настроения — вовсе даже не стремление к свободе, а злокозненный сепаратизм, подрывающий устои революционной Венгрии, единой и неделимой. «Сепаратисты» резонно вопросили: отчего же венграм можно отделяться от австрийской империи и создавать свое государство, а всем прочим то же самое стремление категорически заказано? Буда ответила кратко и веско: «Потому что это — контрреволюция». Против тех, кто не внял предупреждению и продолжал болтать о независимых Словакии и Хорватии, были брошены войска. Славная революционная армия обстреливала из пушек мятежные деревни, после чего в дело вступали конница и пехота.

Тогда-то хорватские и словацкие части начали войну против Венгрии совместно с австрийцами. Австрийский император, конечно, угнетал налогами и поборами, но он был меньшим злом — при нем, по крайней мере, деревни не выжигали артиллерийским огнем…

Подобное поведение венгров тем более удивительно, что огромный процент революционных вождей и трибунов составляли люди немадьярских национальностей. Лайош Кошут был чехом по происхождению, «буревестник революции» поэт Петефи — словаком (в те времена, когда он глаголом жег сердца мадьяр, был еще жив его отец, в отличие от сына не отказавшийся от фамилии Петрович), Дамьянич — хорватом…

По зрелом размышлении приходишь к выводу, что Николай I, послав на подавление венгерского мятежа огромную армию, по сути, спас европейское равновесие. Была для Европы вполне реальная угроза превратиться в кипящий котел, на десятилетия стать ареной войн, воинушек и вялотекущих мятежей. В те годы другого финала бессмысленно было бы ожидать. Получилась бы вторая Латинская Америка, только и всего…

Вернёмся к декабристам. Которые были плохи не оттого, что «узок их круг и страшно далеки они от народа», а потому, что совершенно не просчитывали последствий. Всякому овощу свое время. Массовое сознание российского народа образца 1825-го ни за что не позволило бы безболезненно перейти к грезившейся декабристам идиллии. Даже французы (народ, безусловно превосходивший наших соотечественников в развитом правосознании) во времена своей революции пролили столько крови и учинили столько зверств, что последствия, по мнению иных французских историков, аукаются даже сегодня…

А посему нельзя относиться к декабристам с любовью и уважением только потому, что они, чистые души, «хотели сделать лучше». Важны не намерения, а последствия. Известно, куда ведет вымощенная одними благими намерениями дорога…

Я не буду разрабатывать виртуальность, которая могла бы возникнуть в результате победы декабристов. Всю работу проделали до меня: замечательный историк Н. Эйдельман (как документалист) и мой хороший друг, талантливый писатель из Одессы Лев Вершинин, написавший великолепную «историческую фантастику» (см. библиографию). После них работать в этом направлении уже бесполезно. Посему я лишь кратко изложу наиболее вероятное виртуальное будущее.

Революционная армия очень быстро раскалывается на несколько непримиримых лагерей, которые начинают войну по всем правилам. Параллельно в стране действуют верные уцелевшим членам императорской фамилии войска, польские повстанцы и массы крестьян, поднявшиеся на «бессмысленный и беспощадный» русский бунт. Как минимум несколько лет в стране тянется повсеместная гражданская война без фронтов и тылов, все воюют со всеми. Более чем вероятно, соседи начинают интервенцию, как сто раз случалось в истории многих государств при подобном обороте дел. В лучшем случае отыщется в конце концов сильная личность вроде генерала Бонапарта или Франко, маршала Пилсудского или Боливара — и жесточайшими мерами восстановит порядок. Но к тому времени страна будет залита кровью, выжжена и разграблена. Да и то — если отыщется личность…

А посему к Николаю Павловичу у меня претензия одна — мало повесил. За одного только генерала Милорадовича, ученика Суворова и замечательного русского полководца, следовало тут же, на Сенатской, перевешать каждого десятого.

Между прочим, мы как-то ухитрились забыть, что великому князю Николаю в декабре 1825 было всего двадцать девять лет. И не может не восхищать сила воли, ум и энергия совсем молодого человека, которого к тому же вовсе не готовили к роли самодержца. Лишний раз убеждаешься, сколь много в критические моменты зависит от волевой и энергичной личности. Николай не просто мастерски подавил бунт — он вдобавок положил конец столетнему разгулу гвардии, вместо защиты Отечества занимавшейся мятежами и цареубийствами. Символично, что с разрывом всего в несколько месяцев схожие события разыгрались и в Турции. Там султан столь же решительно уничтожил янычарский корпус — как и русская гвардия, к тому времени выродившийся в скопище сытых бездельников, обеспечивших себе наследственные привилегии и думавших о чем угодно, кроме защиты родины…