Тайны сердца. Загадка имени - [8]

– Я не выношу эту женщину, надо будет перевести тебя в другой детский сад.

У ребенка хватило присутствия духа сообщить:

– В столовой она не дала мне добавку шоколадного мусса.

Наверно, мама пересмотрела свое решение, потому что больше о переводе речь не заходила.

А тем временем Николя рос. Он шел по стопам сестры: красивый, умный, не по возрасту развитый, очаровательный. Диана с нежностью относилась к брату и часами с ним играла: придумывала, что она лошадка, сажала брата на спину и скакала. Мальчик заливался смехом, когда она испускала ржание.

Оливье говорил жене, что ему не хватает слов, чтобы отблагодарить за такое счастье. Девочка думала, что в ревности есть и кое-что хорошее – иначе как бы она узнала, что мать любит отца? В остальном она старалась понять маму. Должна же быть какая-то причина. Иначе как объяснить, что богиня, наделенная всеми возможными достоинствами, могла опускаться до подобных соображений.

Диана любила мать до такой степени, что в свои четыре года сумела понять то чувство обиды на несправедливость, которое та должна была испытать, не получив жизни, достойной ее ожиданий. Пусть ее существование становилось все приятнее, она навсегда пребудет аптекаршей, а не Королевой, а ее муж, каким бы внимательным и любящим он ни оказался, не станет Королем. Любовь девочки к матери была так огромна, что она даже осознала, что ее рождение явилось для Мари крахом ее надежд, символом смирения и покорности судьбе. Появление Николя не легло роковой печатью на ее мечты, а потому мама и не скрывала своей к нему привязанности.

Видя, как богиня целует мальчика, избегая прикасаться к ней самой, Диана умудрялась переступать через свою боль и думать только о том, что когда-нибудь станет Королевой – не из личных амбиций, а чтобы иметь возможность преподнести корону матери и утешить за все, чем, как той казалось, ее обделила жизнь.

Каждую ночь она вспоминала о дивном объятии, которое ей довелось познать, когда в животе Мари был Николя: как мать прижимала ее к себе, какие любовные слова говорила и каким голосом. Это воспоминание заставляло ее цепенеть от счастья. Пусть она страдала оттого, что Мари никогда больше так не вела себя с ней, она выстроила вокруг тех поцелуев миф столь мощный, что была способна черпать в нем воодушевление и энергию, достаточные для восхождения на трон.

Николя тоже пошел в детский сад, и его первая воспитательница не скрывала своей радости, обнаружив в нем столько общего с его драгоценной старшей сестрой. Диане понравилось возникновение некой цепочки, и она не без оснований предположила, что на этом династия не прервется.

Мама снова была беременна.

Николя заявил, что у нее в пузике дыня. Диана объяснила, в чем тут дело.

– Откуда ты знаешь?

– Потому что я помню, как там был ты.

Диана тайком молилась, чтобы младенец оказался мальчиком. Так было бы лучше для всех, начиная с него самого. И мама тоже была бы счастлива: когда родился Николя, она сияла.

Но раз уж нельзя было исключить, что появится девочка, Диана заранее разработала целую стратегию: она будет любить и всячески ласкать бедную малышку, чтобы утешить ее и помочь перенести холодность матери. Потому что мало надежды, что бедняжка, едва вступив в мир, выкажет такую же силу духа, как и ее старшая сестра. К тому же будущей пришелице придется столкнуться с явным предпочтением, которое мама отдает старшему брату: как она вынесет подобную несправедливость?

Все дети молятся, не всегда понимая, к кому они обращаются. Их ведет смутный инстинкт, ощущение пусть не сакрального, но трансцендентного. Родители Дианы, как и бабушка с дедушкой, не верили в Бога. Они ходили на мессы, чтобы не вступать в противоречие с общественным устройством. Девочка попросила бабушку отвести ее в церковь. Та не увидела в этом ничего особенного и не стала задавать вопросы.

Диана постаралась вслушаться в слова священника, но быстро обнаружила, что не понимает его речь. Оставив это без внимания, она сложила руки и взмолилась Богу, чтобы третий ребенок мамы был мальчиком. Приведя внучку к отцу, бабушка сказала ему:

– Оливье, ваша дочь молилась с таким пылом, какого я никогда не видела.

Папа рассмеялся. Ребенку стало стыдно.

К ужину Оливье приготовил для Мари яйца в мешочек. Та поморщилась.

– Но ведь когда ты была беременна Дианой, ты все время их просила, – заметил он.

– Да. А сейчас меня тошнит от одного их вида.

Малышка возрадовалась: разве это не доказательство, что младенец не девочка?

– Ладно. Кто-нибудь будет эти яйца? – спросил отец.

– Я съем с удовольствием, – сказала старшая.

И ей очень понравился новый вкус: тебе кажется, что ты ешь крутое яйцо, а оказывается, нет, желток текучий, и цвет у него несравнимо красивее и теплее. «Когда у мамы в животе была я, она все время их ела», – завороженно повторяла Диана. Может, поэтому блюдо и произвело на нее такое впечатление? Она дрожала от удовольствия и волнения.

– Это моя самая любимая еда, – объявила она.

В ее воображении слились воедино два новых впечатления. Когда она снова отправилось с бабушкой к мессе, церковь предстала перед ней как гигантское яйцо в мешочек, центр которого, Господь, тек внутри, и она взмолилась ему изо всех сил; ей казалось, что этот волшебный цвет заполняет ее целиком. И с тех пор, лакомясь яйцами в мешочек, которые отец по обыкновению готовил для нее, она сначала поедала белок, оставляя на закуску желток, и восхищенно разглядывала его на тарелке: это был Бог, потому что он не растекался. Она просила ложечку, чтобы не разрушить это чудо, и целиком клала его в рот.