Тайны русской дипломатии - [24]

Тюрем и ссылок в жизни будущего посла было много, но в конце концов он бежал за границу и учебу закончил в Мюнхене. Потом — дружба с Лениным и Плехановым, знакомство с Гапоном, работа в «Искре» и даже в «Одесском обозрении», где его знали как Фавна, а потом и Кентавра. Революция застала Воровского в Стокгольме. Он рвался в Петроград, а ему велели оставаться в Швеции и даже прислали нечто вроде верительной грамоты, которая по-новомодному называлась «полномочие».

Этот документ настолько любопытен, что стоит привести его хотя бы частично.

«Именем Российской Республики.

Гражданин Вячеслав Вячеславович (одному богу ведомо, почему новоиспеченные вожди исказили и имя, и отчество Воровского) Боровский назначается Полномочным дипломатическим агентом Народного Комиссариата по иностранным делам… Всякое уклонение от требований В.В. Воровского будет приравнено к тяжкому государственному преступлению, за которое виновный понесет кару как лично, так и путем конфискации его имущества, находящегося в России».

Так Боровский стал представлять интересы Советской России в Швеции, Дании и Норвегии. Будучи первым советским послом, он заключил первое же торговое соглашение: Петроград поставил в Стокгольм тысячу тонн льна и тысячу тонн пеньки в обмен на пилы, косы, плуги и зубья для борон. Он же предъявил и первую ноту протеста: когда шведы задержали в порту нашего дипкурьера и потребовали вскрыть пакеты с диппочтой, Боровский накатал такую ноту, что курьера тут же освободили и почту оставили в покое.

А потом ему пришлось иметь дело с так называемой «Лигой убийц», которую возглавлял бывший царский полковник Хаджи-Лаше. Члены этой лиги кричали на всех углах, что Боровский хранит в здании постпредства огромное количество золота, драгоценных камней, корону царя, скипетр и даже его горностаевую мантию. Для монархистов все это является святыней, поэтому они были намерены организовать налет на постпредство, захватить эти святыни силой, а всех красных дипломатов перебить, благо смертные приговоры им уже вынесены. Боровский кинулся в полицию, в МИД, но там заявили, что ни о какой «Лиге убийц» знать ничего не знают. И лишь после того, как трое сотрудников постпредства все же были убиты, полиция произвела аресты среди членов «Лиги убийц».

Боровский тогда уцелел, но своей активностью и нестандартностью поведения он так достал шведов, что те прицепились к какому-то пустяку и выслали его из страны. Без дела он не находился ни минуты. Побыв некоторое время директором Госиздата, Боровский получает новую дипломатическую должность: его назначают главой Экономической делегации в Италии. Тогда-то с ним и приключился довольно забавный казус, который вошел в историю дипломатии. Дело в том, что по протоколу глава Экономической делегации должен был являться на заседания и к руководителю государства во фраке. Ни одного фрака в Москве не нашлось! Не нашлось и ни одного портного, который бы мог сшить фрак! И тогда Боровский сел в поезд и отправился в Петроград — там нашли старичка, который умел шить фраки.

Как бы то ни было, до Рима Боровский добрался и развил такую бурную деятельность, что его стал приглашать к себе Муссолини, который на одной из встреч сказал буквально следующее: «Я искренне заявляю вам, что Италия готова идти на сближение с Россией». Он даже извинился за «необдуманные действия несознательных фашистов», которые устроили налет на постпредство и переломали там всю мебель.

Потом была хорошо известная Генуэзская конференция, которая проходила весной 1922 года. Так как в ней принимали участие главы двадцати восьми государств Европы и пяти британских доминионов, советскую делегацию должен был возглавлять Ленин, но после долгих тайных совещаний большевистские бонзы решили, что Лениным рисковать нельзя (мало ли что взбредет в голову империалистам или правоверным монархистам) и вынесли постановление: за границу его не выпускать.

В то же время формально главой, или, как тогда говорили, председателем, делегации оставался Ленин. А чтобы у всяких там президентов и премьер-министров не было вопросов, сочинили довольно любопытную бумаженцию, в которой говорилось, что «из-за перегруженности государственными делами и неудовлетворительного состояния здоровья все права передаются заместителю председателя делегации Г.В. Чичерину». Воровского включили в состав делегации.

Дебют советских дипломатов был более чем успешным! Они не только отвергли домогательства Запада по поводу всякого рода компенсаций, но и выдвинули контрпретензии о возмещении убытков, причиненных Советской России интервенцией и блокадой. А вот самой большой победой было то, что им удалось прорвать единый фронт недругов республики Советов и заключить Раппальский договор с Германией.

Не успела закончиться Генуэзская конференция, как началась новая: на этот раз обсуждался вопрос о черноморских проливах. В те дни Воровский был ближе всех к Лозанне, и ему послали телеграмму немедленно отправиться в Швейцарию, чтобы принять участие в начавшейся там конференции. Воровский подъезжал к Лозанне с юга, а с севера в этот город рвался бывший врангелевский офицер Морис Конради. Он снял номер в престижной гостинице «Европа» и, спустившись в бар, как бы между прочим поинтересовался, в котором часу здесь ужинает русская делегация.