Тайны погибших кораблей (От «Императрицы Марии» до «Курска») - [205]

Роман Дмитриевич прав: тем, кому удалось бы всплыть на поверхность, продержались бы недолго. Ведь ни один корабль еще не успел подойти к месту катастрофы, даже тревога-то еще не была объявлена. Да и люк из своей западни, как позже выяснилось, отдраить они не смогли бы — после мощного сотрясения корпуса его заклинило в своей обойме.

Дмитрий пришел на флот в тот год, когда ушел в запас его отец корабельный инженер-механик, немало послуживший на дизельных и атомных лодках. Следом за Дмитрием прибыл и младший брат — Саша — на соседний атомный крейсер «Нижний Новгород». Капитан 1-го ранга Лячин сразу же приметил братьев-турбинистов:

— После «автономки» будешь служить у меня на «Курске», — пообещал он младшему лейтенанту Колесникову.

Слава Богу, что в тот роковой поход ушел только один брат, что в эти скорбные дни у Ирины Иннокентьевны и Романа Дмитриевича остался надежей и опорой младший сын — Саша.

…Это не правда, что мертвые не говорят. Вот «заговорил» извлеченный из девятого отсека командир турбинной группы дивизиона движения капитан-лейтенант Дмитрий Колесников. Его мать просила не поднимать тела подводников. Но Дмитрий был поднят в числе самых первых. Видимо, у него было особое предназначение, дарованное ему Словом. Там в полутьме затопленного отсека сначала при скудном свете аварийного фонаря, а потом и в кромешной тьме, он выводил строки своего донесения о положении в кормовой части подводного крейсера, а затем и строчки письма к Ольге, жене. Дмитрий сполна выполнил и свой офицерский, и свой человеческий, мужской долг. Записка, извлеченная из кармана его робы, во многом помогла выстроить правильную тактику водолазных работ, пролить некий свет на обстановку после взрыва. «13.15. Весь личный состав из 6,7 и 8 отсеков перешел в 9. Нас здесь 23 человека. Мы приняли это решение в результате аварии. Никто из нас не может подняться наверх… Я пишу на ощупь».

Командующий Северным флотом адмирал Вячеслав Попов прокомментировал эту записку так:

— Точное время гибели подводников, собравшихся в девятом отсеке, будет определено судебно-медицинской экспертизой. Я, как подводник, могу только предполагать, подчеркиваю — предполагать, что личный состав погиб не позже 13-го числа… Чуть более часа после взрыва подводники вели борьбу за живучесть кормовых отсеков. Сделав все возможное, оставшиеся в живых моряки перешли в 9-й отсек-убежище. Последняя пометка капитан-лейтенанта Дмитрия Колесникова сделана через три часа 15 минут после взрыва…

Записка капитан-лейтенанта Колесникова позволяет сделать чрезвычайно важный вывод: ядерный реактор заглушен не только автоматически, но и вручную. У командира дивизиона движения капитан-лейтенанта Аряпова и старшего лейтенанта Митяева было время, чтобы посадить компенсирующую решетку на концевики вручную.

Вице-адмирал Михаил Моцак сказал:

— Кроме того, из этой записки следует, что два или три человека пытались покинуть лодку через аварийно-спасательный люк девятого отсека… Эта попытка не удалась из-за того, что шлюзовая камера люка была заполнена водой.

Почему-то не слышно слов восхищения в адрес наших водолазов, которые впервые в отечественной и мировой практике работали в отсеках затонувшей атомной подводной лодки, да еще на такой глубине. Работали с невероятным риском, мужеством и успехом. Другое дело, что они спускались с норвежской платформы «Регалия», идеально приспособленной для подобных операций. Но где наши подобные суда? Кто и как разбазарил российский спасательный флот? Правоохранительные органы уже взялись ответить на этот вопрос. Доведут ли они следствие до логического конца, то есть до внятного судебного решения?

Посмертные судьбы погибших всегда в руках живых. Никто не спрашивал согласия капитан-лейтенанта Дмитрия Колесникова на покидание корабля, на расставание со своим экипажем. Но главковерх приказал оставить отсек, и капитан-лейтенант Колесников приказ выполнил, как будто для того, чтобы доставить донесение с борта затонувшей атомарины. Нечто подобное совершил когда-то погибший командир К-8 капитан 2-го ранга Всеволод Бессонов, который успел передать список вахты, зажатый в закостеневшей от холода руке, и навсегда уйти в пучину.

* * *

Капитан 1-го ранга Геннадий Лячин войдет в историю российского флота вовсе не как командир злосчастной атомарины. Он войдет в боевую летопись ВМФ как командир того «Курска», который — и это без всякой патетики — совершил летом 1999 года поход в Атлантику и Средиземное море.

Не каждого командира корабля и не после каждого похода принимает в Кремле Президент страны. Таких за последние полвека по пальцам перечесть можно: первый — командир первой советской атомной подлодки — Осипенко.

Лячин о походе:

«…В этом походе было всякое… Побывали в южных широтах Атлантики, в Средиземном море. Лодка новая, и в первом же ее автономном походе важно было проверить, насколько надежными окажутся ее материальная часть, все жизненно важные системы, особенно в сложных условиях большого противостояния противолодочных сил флотов НАТО. А задача была — поиск и слежение за авианосными ударными группировками потенциального противника. Предстояло узнать все: состав его сил, маршруты развертывания, переходов, характер деятельности и многое другое.