Тайны Петербурга - [36]

Здесь нужно небольшое отступление. Люди зачастую употребляют слова, не задумываясь о том, что их нынешнее значение очень далеко от первоначального. Так, например, слово «семинар» означает на латыни «осеменение», а слово «концепция» — «зачатие». Когда студент говорит подружке: «Пойдем на семинар, разработаем концепцию», понимают ли они, что стоит за этими словами?

Слово «мистика» постигла та же участь, его сейчас употребляют в смысле, весьма далеком от первоначального. Ныне оно служит для обозначения всего таинственного, загадочного и непонятного. Прилагательное «мистический» встречается в рассказах о вампирах, НЛО, странных природных явлениях, небывалых человеческих способностях, необычных духовных практиках и даже об исчезновении бюджетных средств. Масоны лабзинского круга употребляли этот термин в его каббалистическом значении. С греческого «мистикос» переводится как «скрытый, тайный». Но у этого слова есть еще одно значение. Оно восходит к глаголу «закрывать, замыкать». Каббалисты предлагали трактовать это так: «с закрытыми глазами». Это значит, что для настоящего постижения мира человек должен закрыть два своих телесных глаза и тогда откроется некий внутренний «третий глаз», картина мира предстанет во всей полноте и наступит подлинное понимание сущности вещей. В индуизме «третий глаз» встречается в иконографии божеств, в христианстве существует выражение «прозрение очес», в буддизме есть озарение «сатори», в Каббале это называется «слышащее сердце» или «разумное сердце» (см. 3 Книга Царств, 3:9).

Мистический способ постижения Бога и мира стал для Лабзина и его друзей главным содержанием их масонской деятельности. Для художников этот путь был, возможно, легче, чем для других. Они привыкли вглядываться в человеческую душу, искать в ней источник вдохновения. Мистицизм призывал помнить, что источником благодати является Бог, а не какая-либо человеческая институция, как бы она ни называлась. Мистические масоны стремились обрести, как они говорили, Durchbruch der Gnade, по-немецки — «прибой благодати». Это было некое особое молитвенное состояние, сравнимое с высшими проявлениями религиозного экстаза. Такой «прибой» был прежде всего непосредственным переживанием, бесценным даром религиозного опыта. Главное здесь было полностью довериться чувствам, подавив «трезвость сердца и мудрствования разума».

В этом смысле мистическое масонство противостояло просветительскому духу с его культом Разума. В «теоретическом градусе», самом высшем, розенкрейцеровском направлении масонства весь пафос речей и писем был направлен против «лжемудрований Вольтеровой шайки», разум там всячески принижался, а интуиция превозносилась. Разуму с его понятиями противопоставлялось Откровение. Но это не было откровение историческое в виде некоего всем памятного события, не было откровение в богословском смысле (теофания, или богоявление), и это не было откровение письменное, например Апокалипсис. Это было некое внутренне озарение, или, как выражались масоны, «иллюминация», на латыни — «озарение», «освещение». (Отсюда, кстати, и термин «иллюминаты» — «озаренные».)

Вот характерный для Лабзина пассаж: «Священное Писание есть немой наставник, указующий знаками на живого учителя, обитающего в сердце нашем… Текст хранит Божественное молчание, silentium divinum, он не дает ответа на наши вопросы… Как же нам понять слово Божие? Помогут ли нам многочисленные толкования? Нимало… ибо они суть лишь мнения человеков, а мнениями нельзя угодить Господу. Они суть произведения разума, а можно ли постичь человеческим разумом Божественную истину? Сие так же невозможно, как тщиться ложкой вычерпать море…» (Это сравнение, как и фразу про «Божественное молчание» текста, Лабзин заимствует из блаженного Августина.)

Мистические масоны очень любили на своих собраниях петь свой духовный гимн на слова М.М. Хераскова (Михаил Матвеевич Херасков, видный масон, куратор Московского университета, почитавшийся современниками первым поэтом эпохи, «нынешним Ломоносовым», написал для лабзинской ложи гимн «Коль славен наш Господь в Сионе». Музыку к нему написал Дмитрий Степанович Бортнянский, капельмейстер придворной капеллы. Этому масонскому гимну выпала удивительная судьба. Он стал официальным гимном Российской империи и был им до 1833 года. После этого он исполнялся на торжественных государственных церемониях, входил в военный ритуал. Куранты на Спасской башне Кремля вызванивали его мелодию с 1856 года по октябрь 1917 г.):

Коль славен наш Господь в Сионе,

Не может изъяснить язык.

Велик он в небесах на троне,

В былинах на земле велик.

Везде, Господь, везде Ты славен,

В нощи, во дни сияньем равен.

Тебя Твой агнец златорунный

В себе изображает нам,

Псалтырью мы десятиструнной

Тебе приносим фимиам…

Взглянем на некоторые сочинения, которые выбрал для перевода Лабзин. Их длинные, витиеватые, в духе галантной эпохи названия настолько красноречивы, что не требуют комментариев. Из немецкого мистика К. Эккартсгаузена Александр Федорович перевел среди прочего трактаты «Ключ к таинствам натуры», «Важнейшие иероглифы для человеческого сердца», «Облако над святилищем, или Нечто такое, о чем гордая философия и грезить не смеет» (!). С французского он перевел эссе теолога Ф. Пуарата «Просвещенный пастух, или Духовный разговор одного благочестивого священника с пастухом, в котором открываются дивные тайны Божественной и таинственной премудрости, являемой от Бога чистым и простым душам».