Тайны кремлевской охраны - [44]

В самом начале сентября мы ехали в Калининской области. Погода дрянь — ветер, дождь, дорога еще хуже — скользкая глина. Вдруг вездеход «ГАЗ-61» следовавший с Жуковым впереди, улетел в канаву. Остановились. Попытались вытащить мащину, не удалось. Ко мне подбежал Бедов с криком: «Выручай! Ты же гонщик!». Я сел за руль застрявшего вездехода, включил передний мост. Вперед, назад — и выскочил из канавы. Жуков не произнес ни слова, я вернулся в свою хвостовую машину. Проследовали дальше.

Через пару дней генерал Кокорев, состоявший для поручений у Жукова, на моей машине отправился зачем-то в войска на передний край. Ехали проселком через лес и внезапно выскочили на поляну, а на ней паника — бегают, ополоумев, несколько десятков красноармейцев, мечутся в разные стороны, а над ними на бреющем полете развлекается «мессер» — обстреливает перепуганных ребят. Моя «эмка» камуфлированная, и немец, видимо, не заметил нашего появления. Я мигом загнал машину под дерево, в кусты. Кокорев ушел, мне пришлось еще какое-то время смотреть на кровавые похождения мерзавца. Даже морду ухмылявшегося убийцы запомнил, он, сволочь, был умелым летчиком и почти притирался к земле. Так что был виден через колпак М-109.

Потом Кокорев вернулся, повез его назад. В пути застала ночь. Кое-как сумел благополучно вернуться назад, без света, не включая фары. Потом я стороной узнал, что Кокорев доложил о моей «храбрости» Жукову. Дело было не в этом, трудно быть храбрым под ливнем огня «мессера», просто я хорошо водил машину и обладал отличной реакцией.

Результат оказался неожиданным — поутру Бедов сказал со значением: повезешь «самого». Самого так самого. Сажусь за руль «ГАЗ-61», рядом Жуков, на заднем сиденье Бедов с адъютантом. Только выехали со двора избы, где ночевал Жуков, как машина встала. Широкая деревенская улица, солнышко светит, а автомобиль ни с места. Я взял ключ 12x14, поднял капот, отвернул бензинопровод, продул насосом, закончил операцию, и мотор затарахтел. Поехали. В машине никто не проронил и слова. Так началась моя служба у Г. К. Жукова.

А Бедов, который со своими чекистами был в первую голову виноват в том, что чуть не подставил генерала армии под бомбовый удар, расширил свой бизнес на бдительность. Со значительным видом и зловещими недомолвками он рассуждал с нами о «большевистской бдительности». К сожалению, этим дело не ограничилось. Как-то Жуков в пути спросил меня между прочим:

— А вы, Александр Николаевич, хвастаетесь перед девушками, что Жукова возите?

Я оторопел, потом вспомнил, что действительно сказал одной приятельнице, военнослужащей, с кем работаю, разумеется, не хвастаясь. В чем чистосердечно и признался. Жуков ничего не сказал, только, выходя из машины, бросил суровый взгляд на Бедова. Тот как-то съежился. Ясно. Бедов понимал «бдительность» как наушничество.

Не менее расторопен он и в воспоминаниях, во всяком случае, в части, касающейся меня. Описывая день 8 октября, когда мы ехали из Калуги, Бедов заявляет: «Несколько часов шел изнурительный осенний дождь. Машина плохо слушалась руля. Г. К. Жуков впал в глубокое размышление. Неожиданно для всех сидевших в машине Бучин сказал: “Фрицы” — и показал рукой влево. Одновременно он прибавил скорость, и машина быстро скрылась, чуть не угодив в дерево. Г. К. Жуков тогда отнесся к этому событию безучастно».

Действительно, Георгий Константинович в тот день вел себя безучастно по той простой причине, что не было моего возгласа «фрицы!», ибо немцев мы чувствовали поблизости, но в глаза не видели, машина руля слушалась и мы отнюдь не собирались «угодить» в дерево. А случилось вот что в той памятной поездке. Почти все время мы ехали одни, машина сопровождения безнадежно отстала. По дороге в Калугу я пережил несколько неприятных минут: вдруг мотор стал работать на пяти цилиндрах, потерял мощность, машина стала тупой. Беглый осмотр показал — запала пружина клапана в одном из цилиндров. Об устранении неисправности в полевых условиях и думать не приходилось. К счастью, пружина, побарахлив, сама стала на место».

Георгий Константинович Жуков вручил в ноябре 1970 года Александру Бучину первый том своих мемуаров с дарственной надписью: «Уважаемому Александру Николаевичу, моему лучшему шоферу, безупречно прошедшему со мной все дороги фронтов Великой Отечественной войны». Георгий Константинович Жуков, вручая книгу своему бывшему шоферу, сказал: «Вам также нужно писать, вам есть о чем вспомнить».

Свои мемуары Александр Бучин счел возможным начать только после выхода на пенсию. На пенсию он ушел в январе 1992 года в 75 лет, проработав в международных перевозках. После выхода на пенсию Александр Бучин нашел первого биографа прославленного маршала — профессора истории Н. Н. Яковлева, и они вместе подготовили мемуары. Маршал Жуков был прав, когда говорил, что Александру Бучину «есть о чем вспомнить». Жизнь сводила его с самыми разными людьми, среди которых был и любимый сын Сталина — Василий. На завершающих этапах войны началась «дележка» трофейного имущества, среди которого особый интерес вызывали немецкие машины. Александр Бучин вспоминал: «Василий Сталин повадился ездить к нам в штаб фронта и неизменно, как барышник, интересовался «новинками», автомашинами, которые исправно пригоняли по распоряжению командарма Чуйкова. Приятное он сочетал с полезным, обходил кабинеты начальства, вел там какие-то беседы. Не обходил и Г. К. Жукова. Везде, понятно, к Васе должное внимание, почет и уважение. Как-то Вася отправился на охоту в леса неподалеку от Берлина вместе с Жуковым, Телегиным, Серовым. Когда загонщики, а за ними маршал и генералы скрылись из виду, Вася — не таков он был, чтобы лазить по чащобам, поэтому остался на стоянке — обратился ко мне: «Сашка, скажи самому, чтобы отдал мне тот «паккард». Он положил глаз на отличный четырехместный «паккард» серого цвета, взятый для нужд штаба. Мне довелось прокатить его разок на нем.