Тайны кремлевской охраны - [36]

Заговор — тайное планирование соответствующих действий, направленных на достижение целей, осуществление которых законным путем невозможно. Заговоры — теневая сторона политики. Древние говорили: «Судьба человека — это характер его». Никита Сергеевич стал жертвой собственного характера, а не только жертвой среды.

Заговорщикам редко доводится пожинать плоды своих заговоров. Почему? По разным причинам. А самая главная причина заключается в том, что заговорщики не могут предусмотреть все последствия своих собственных действий. Заговоры часто имеют место, но редко удаются. Переворот — удавшийся заговор. Можно сказать, что в 1964 году был тот редкий случай, когда заговорщики одержали верх. Может, именно поэтому, находясь в эйфории, победители забыли о том, кто чуть было не сорвал их планы.

ТЮРЕМНЫЕ СТРАЖИ

Знаете, как после революции хотели назвать тюрьмы? Реформатории!

Правительство Февральской революции поступило со всеми заключенными до примитивного просто: оно выпустило их из тюрем, даже не позаботившись снабдить паспортами. Эти люди получили удостоверение в том, что «такой-то освобожден по амнистии из тюрьмы».

Газета «Известия» от 20 декабря 1918 года напечатала обращение Карательного отдела Комиссариата юстиции под названием «Тяжелое наследие» (к вопросу о постановке тюремного дела):

«Нам, деятелям бывшего тюремного, ныне Карательного отдела Комиссариата юстиции, досталась узкая, черная, но нужная работа — «подлечить» тех, кто пал в жизненной битве, потому что они родились в старом строе, потому что этот строй дал им с детства только нищету, горе, обиды, болезни, сделал из них озлобленных, затравленных волков.

Мы далеки от сентиментальности, как далеки и от доктринерства. Мы отнюдь не имеем в виду тех, кого посылают в наши руки революционные трибуналы и чрезвычайные комиссии.

Этих врагов народа, этих мародеров и спекулянтов, этих взяточников, присосавшихся к хлебным местечкам, мы не намерены «лечить», мы исполним по отношению к ним волю революционного народа, заставим их годами работы заплатить за годы тунеядства, на счет тех, кого они обирали и объедали. Но мы обязаны помочь тем, кто пал жертвой этих тунеядцев; карать, наказывать за чужую вину мы не вправе. Все, что возможно сделать для них, мы должны сделать без фарисейства, без ложного пафоса милосердия, но с трезвой, здравой гуманностью, к которой нас обязывает наше миропонимание.

Как во многих областях перестраиваемой жизни, нам приходится делать все наспех, с очень малыми средствами и при огромном недостатке людей. Мы наметили программу, и довольно широкую, своего рода социальных клиник для тех, кого судьи признали необходимым изъять из общества на тот или иной срок. Нами предусмотрены реформатории и земельные трудовые колонии для легко поддающихся воздействию молодых преступников, специальные карательно-лечебные заведения для лиц с моральными дефектами, дегенератов и. т. п., нуждающихся в особых методах лечения. В основу воспитательных мер положен труд, в условиях, близких к нормальным, как начало, побеждающее уродливо-индивидуалистические навыки. Будет широко применяться досрочное освобождение; намечено создание широкой сети советских патрона-тов и. т. п. Но когда мы сможем осуществить эту программу — трудно сказать. У нас нет ни соответствующих зданий, ни достаточных помещений для работ, а главное — нет людей. Из прежних тюремных надзирателей трудно создать кадры новых деятелей, свежие люди не идут, ибо нынешние тюрьмы их не привлекают, и создается какой-то заколдованный круг.

Приходится создавать все заново.»

Так писала газета «Известия» в 1918 году.

Действительно, долгое время в самой стране Советов и за рубежом ходила такая версия, что в Советском Союзе имеются исправительно-трудовые заведения, но исключительно полезного типа. Заведение такого типа показано в пьесе Н. Погодина «Аристократы», которая рассказывает о перековке преступников на Беломорканале. В пьесе действуют уголовники и инженер-вредитель — все они перевоспитываются трудом. Старушка мать приезжает к перевоспитанному инженеру, с энтузиазмом работающему над новым (уже не вредительским проектом). Начальник лагеря очень добрый, он предоставляет в ее распоряжение машину.

Мать радуется здоровому виду сына. Один уголовник рассказывает, как здорово его перевоспитали, а другой поет: «Я вновь рожден, хочу я жить и петь!».

Возникновение первых лагерей относится еще к середине 1918 года. В 1929–1934 годах заключенный беломорских лагерей мог в среднем протянуть не больше двух лет. Чаще всего жизнь заключенных напрямую зависела от злоупотреблений тюремщиков. Со злоупотреблением тюремных стражей вышестоящие инстанции боролись соответственным образом. Как рассказывает один из заключенных, Чилага, «из Москвы приезжала комиссия ГПУ, половину лагерной администрации расстреливала, после чего жизнь заключенных становилась столь же ужасной, как и прежде».

Один из жителей Западной Беларуси, отправленный после «воссоединения с СССР» в Сибирь, вспоминал об охранниках следующее: «Почти немыслимо, чтобы живое существо, не охваченное особым приступом гнева или мстительности, упорно отказывалось подать ведро воды пятидесяти или шестидесяти другим живым существам, запертым в вагоне. Причем, подавая воду, человек не уменьшал свой собственный водный рацион. Однако факт тот, что эти люди, охранники, систематически отказывались давать воду. Целые сутки проходили без единой капли воды, поданной в вагоны. Бывали безводные периоды и по тридцать шесть часов».