Тайны кремлевской любви - [48]

«В средней царской палате устроено было возвышенное место, обтянутое бархатом и камками, с широкими изголовьями, на которых положено было по сороку соболей. Перед местом поставлен был стол, накрытый скатертью, с калачами и солью. У жениха и невесты был свой свадебный поезд: у великого князя — так называемый свадебный тысячский с боярами (тысячским был брат Василия Глинского Андрей) и дружка со своими боярами; у княжны Елены — жена тысячского, дружка, сваха и боярыни. Невесту одевали в ее покоях. По присланному приказу великого князя невеста со своими боярынями отправилась в среднюю палату. Перед ней несли свечи жениха и невесты и каравай, на котором лежали золотые монеты. Княгиню посадили на приготовленное место, а близ нее, на месте, которое должен был потом занять великий князь, посадили ее меньшую сестру, Анастасию. Все боярыни сели на лавках, а на левой стороне от невесты стали несшие свечи и каравай. Вслед за тем, по приказанию великого князя, вошел в палату брат его Юрий Иванович с боярами и детьми боярскими, рассажал их по местам, а сам сел на так называемом «большом месте» и послал звать великого князя, ожидавшего в брусяной столовой избе. Великий князь вошел с тысячским и со своими свадебными боярами, поклонился образам, а потом приподнял с места сестру невесты и сел на ее место возле невесты. Священник читал молитву; свечи с обручами, перевязанные соболями, зажигались богоявленской свечой. Жена ты-сячского расчесывала волосы жениху и невесте и возлагала на голову невесте «кику» с навешенным на ней покровом, а потом осыпала великого князя хмелем из большой золотой мисы, в которой кроме хмеля положены были в трех местах соболи и шелковые платки в знаменательном числе трижды девять. Дружка великого князя резал «перепечю» и сыр, ставил перед новобрачными и рассылал присутствующим, а дружка невесты раздавал ширинки.

Посидевши немного, великий князь отправился в церковь к венчанию со всеми своими боярами, а на месте, на котором он перед тем сидел, положил сорок соболей. За ним вслед отправилась Елена со всеми своими поезжанами в санях, а перед ее санями несли свечи и караваи. Венчание совершал в Успенском соборе сам митрополит Даниил. Когда после венчания новобрачным дали пить вино, великий князь бросил скляницу на землю, разбил и потоптал ногами. Никто не смел после того ступить ногой на эти стекла. После венчания митрополит, а за ним бояре поздравляли новобрачных. Они возвращались тем же порядком порознь. Свечи и каравай унесены были к постели и поставлены у изголовья в кад со пшеницею. Комната, где приготовлялась постель на тридевяти снопах, называлась сенник, облекалась тканями, и по четырем углам втыкались стрелы с сорока соболями на каждой, а под ними на лавках ставился пивной мед. Великий князь со своим поездом, на возвратном пути из церкви, объезжал монастыри, а потом посылал звать великую княгиню со всем ее поездом к столу. Конь, на котором ездил по монастырям великий князь, передавался конюшему. Последний должен был в продолжение всего стола и всей ночи ездить вокруг спальни с обнаженной саблею. Важную должность конюшего исполнял тогда Федор Васильевич Овчина-Телепнев-Оболенский, отец Ивана, бывшего потом любимцем Елены, который и сам участвовал в свадебном чине. Во время стола ставили перед новобрачными жареную курицу. Дружка обвертывал ее скатертью и уносил в спальню. Это служило знаком, что великой княгине с поезжанами следует идти в спальню. За ней шел великий князь и неслись иконы. У постели жена тысячского, одевши на себя две шубы, и верхнюю шерстью вверх, осыпала новобрачных. На другой день великий князь с особыми обрядами ходил в мыльню. Для этого по свадебному чину наряжены были знатные особы, и в числе их молодой Иван Телепнев-Оболенский, которому тогда пришлось Колпак держать, с князем в мыльне мыться и у постели с князем спать». (Близость этого человека к царственной чете объясняет, почему он мог впоследствии сойтись с Еленой.)

Спустя некоторое время после бракосочетания по Москве распространился слух, будто бывшая великая княгиня Соломония, насильно постриженная в монашки, беременна. Народная молва осуждала новый брак Василия, а потому легко выдумала то, чего ей хотелось.

О мнимой беременности Соломонии стали говорить и придворные женщины. Но когда слухи дошли до великого князя, он приказал одну из них, вдову грека Юрия Траханиота, публично высечь, а сам послал доверенных дьяков навести справки о бывшей жене в Покровский суздальский монастырь.

История утаила от нас, чем закончилось придворное расследование Василия III, но и после того по Москве еще долго ходили слухи, что Соломония родила сына, названного Георгием, и бережно укрывает его в надежде, что когда он вырастет, то обязательно отомстит за мать.

Вторая супруга Василия III была совсем иного склада и воспитания, чем тогдашние русские женщины. Елена воспитывалась в европейском государстве, где были распространены более демократичные нравы и законы. Достаточно сказать, что на белорусских землях тогда действовала одна из самых первых и демократичных конституций в европейской истории нового времени (Статут княжества Литовского). В этом основном законе раздел четвертый — «О наследовании женщинами и о выдаче девушек замуж» — не требует, по-моему, никаких разъяснений и говорит сам за себя. Достаточно сказать о том, что не то что раздела, подобной статьи не было не только в московском законодательстве, но и в законодательствах некоторых других европейских государств.