Тайны кремлевской любви - [42]

В наставлении для мужа, который обязан поучать свою жену, говорится:

«Следует мужьям поучать жен своих с любовью и примерным наставлением; жены мужей своих вопрошают о строгом порядке, о том, как душу спасти, богу и мужу угодить и дом свой хорошо устроить, и за всем покоряться мужу; и что муж накажет, с тем охотно соглашаться и исполнять по его наставлению: и прежде всего иметь страх божий и пребывать в телесной чистоте…

[…] А сама бы государыня ни в коем случае никогда, разве что по болезни, без дела не была, ино и служкам, на нее глядя, не повадно было трудиться. Муж ли придет, гостья ли обычная придет, — всегда бы над рукоделием сидела сама: за то ей честь и слава, а мужу похвала; никогда бы слуги хозяйку не будили, но сама хозяйка слуг будила, а, ложася спать, всегда бы молилась».

Вот такие требования предъявлял «Домострой» к женщине. Да, я согласна с тем, что «Домострой» «отражает культуру и быт своего времени», что «понять его смысл изнутри, в представлении средневекового читателя невозможно, не обратившись, с одной стороны, к характеристике этой эпохи, в которой он создан, а с другой — по широкой дуге времени — к русской философии, осмыслившей национальную традицию развития государственности уже на рубеже XIX–XX в.».

Неудивительно, что те же нравственные правила проповедовались также и православной церковью. Даже царям при венчании митрополиты и патриархи читали нравоучения о безусловной покорности жены мужу.

«Привыкшие к рабству, которое влачить суждено было им от пеленок до могилы, женщины не имели понятий о возможности иметь другие права и верили, что они в самом деле рождены для того, чтоб мужья их били, и даже сами побои считали признаком любви, — читаем у Н. Костомарова. — Иностранцы рассказывают следующий любопытный анекдот, переходивший из уст в уста в различных вариациях. Какой-то итальянец женился на русской и жил с ней несколько лет мирно и согласно, никогда не бивши ее и не бранивши. Однажды она говорит ему: «За что ты меня не любишь?» — «Я люблю тебя», — сказал муж и поцеловал ее. «Ты ничем не доказал мне этого», — сказала жена. «Чем же тебе доказать?» — спрашивал он. Жена отвечала: «Ты меня ни разу не бил». — «Я этого не знал, — говорил муж, — но если побои нужны, чтоб доказать тебе мою любовь, то за этим дело не станет».

Скоро после того он побил ее плетью и в самом де-: ле заметил, что после того жена стала к нему любезнее и услужливее. Он поколотил ее в другой раз так, что она после того несколько времени пролежала в постели, но, однако, не роптала и не жаловалась. Наконец, в третий раз он поколотил ее дубиною так сильно, что она после того через несколько дней умерла. Ее родные подали на мужа жалобу; но судьи, узнавши все обстоятельства дела, сказали, что она сама виновата в своей смерти. Муж не знал, что у русских побои значат любовь, и хотел доказать, что любит сильнее, чем все русские; он не только из любви бил жену, но и до смерти убил».

Иногда родители, выдавая дочь замуж, заключали с зятем брачный контракт, по которому тот обязался не бить их дочь. Такой контракт подписывался, но редко исполнялся.

«Кто кого любит, тот того лупит, коли муж не бьет, значит, не любит». Так формулирует отношение к женщине русская пословица. О том, что неволя считалась принадлежностью женщины, говорится в другой пословице: «Не верь коню в поле, а жене (бабе) на воле».

Положение женщины становилось во много раз невыносимее, когда она была бездетна. Но оно было еще более ужасно, если муж охладевал к ней и заводил любовницу на стороне. Придирки, потасовки и побои становились постоянным атрибутом совместной жизни.

«Нередко в таком случае муж заколачивал жену до смерти и оставался без наказания, потому что жена умирала медленно и, следовательно, нельзя было сказать, что убил ее он, а бить ее, хотя и по десяти раз на день, не считалось дурным делом, — говорит Н. Костомаров. — Случалось, что таким образом муж приневоливал ее вступить в монастырь, как свидетельствует народная песня, где изображается такого рода насилие. Несчастная, чтоб избежать побоев, решалась на самовольное самозаключение, тем более, что и в монастыре ей было больше свободы, чем у дурного мужа. Если бы жена заупрямилась, муж, чтобы разлучиться с немилою-постылою, нанимал двух-трех негодяев лжесвидетелей, которые обвиняли ее в прелюбодеянии; находился за деньги и такой, что брал на себя роль прелюбодея: тогда жену насильно запирали в монастырь».

Однако не всегда и не все жены безропотно сносили жестокое обращение мужей. Не всегда побои и всякое издевательство с их стороны оставались безнаказанными. Старые судебные дела, как допетровского времени, так и позднейшего периода, дают множество примеров такого сопротивления. Но и в них проявляется полное неравноправие: то, что сошло бы мужчине с рук, женщине не прощалось. Вот что писал по этому поводу Н. Костомаров:

«Иная жена, бойкая от природы, возражала мужу на его побои бранью, часто неприличного содержания. Были примеры, что жены отравляли своих мужей, и за это их закапывали живых в землю, оставляя снаружи голову, и оставляли в таком положении до смерти; им не давали есть и пить, сторожа стояли при них, не допуская, чтоб кто-нибудь из сострадания не покормил такую преступницу. Прохожим позволялось бросать деньги, но эти деньги употреблялись на гроб для осужденной или на свечи для умилостивления Божьего гнева к ее грешной душе.