Тайны кремлевской любви - [31]

Каждая эпоха всегда пользуется теми категориями мысли прошлого, в которых она находит, как ей кажется, свои собственные проблемы уже решенными. В таких случаях как бы сами собой всплывают те формы мышления, которые когда-то выражали такое же жизненное содержание.

Такими в эпоху Ренессанса были античные представления, потому что духовная культура античного мира являлась также результатом и выражения торгового строя жизни. Ренессанс стал прямой противоположностью подобной идеологии. Он низвел все предметы с неба на землю — и в первую очередь самого человека — и противопоставил средневековой рафинированности дышавшую силой идеологию здоровья. Выше всего он ценил в мужчине и женщине цветущую силу, как важнейшую предпосылку творческой мощи. Принципиальное стремление к выявлению полярной противоположности между мужчиной и женщиной, как можно более ясное и точное выражение тех физических особенностей, которые отличают мужчину от женщины, а женщину от мужчины, категорическое устранение из мужского образа женственности, а из женского образа — мужественности, — вот в чем заключалась совершенная красота.

Подобное представление о телесной красоте — чувственное, потому что целесообразность в этой области всегда является эротической красотой. Возрождение провозгласило идеальным типом чувственного человека, того, кто лучше всякого другого может вызвать у противоположного пола любовное чувство, притом «в строго животном смысле, следовательно, сильное половое чувство».

Именно в этом смысле восторжествовала целесообразная красота в эпоху Ренессанса. Со времени падения Римской империи она снова праздновала свой высочайший триумф. Мужчина считался красивым, если в нем были развиты те признаки, которые характеризовали его половую активность: сила и энергия. Так как всякая революционная эпоха в своем страстном стремлении к творчеству всегда переходит границы нормального, то она не довольствуется созданием нормальной фигуры, а всегда преувеличивает существенные черты. Поэтому и физический идеал мужчины был доведен до героического уровня. В мужчинах ценили не только широкую грудь, но и геркулесовское сложение. Он должен был сочетать в себе Аполлона и Геркулеса.

Точно также совершенной и красивой признавалась та женщина, у которой тело обладало всеми данными, необходимыми для выполнения предназначенного ей от рождения материнства. И прежде всего — грудью. В эпоху Ренессанса впервые после античности обнаженная женская грудь получает большое значение. В противоположность Средневековью, которое предпочитало женщин с узкими бедрами и стройной талией, в женщине стали ценить широкие бедра, крепкую талию, толстые ягодицы и пышную грудь. Женщина должна была быть в одном лице Юноной и Венерой.

«Величественно сложенная женщина заслуживает глубочайшего преклонения, — характеризуя нравы эпохи, писал Брантом. — Она должна быть высокого импозантного роста, должна обладать пышной, прекрасной грудью, широкими бедрами, крепкими ягодицами — как Венера Каллипига, — полными руками и догами, способными задушить гиганта… Вот почему полные женщины заслуживают предпочтения хотя бы ради только их красоты и величия, ибо за эти последние, как и за другие их совершенства, их ценят. Так, гораздо приятнее управлять высоким и красивым боевым конем, и последний доставляет всаднику гораздо больше удовольствия, чем маленькая кляча».

Такова была основная тенденция эпохи Ренессанса, царившая во всех странах, где в жизни проявился новый фактор развития. Во всех европейских странах, где создавался образ нового человека, в центре внимания стояло тело, а физическая красота полагалась в подчеркнутой чувственности. Такова общая черта идеала красоты, которая бросается в глаза.

На смену эпохе Ренессанса пришел абсолютизм.

«В идеологии XVIII в. снова родятся новый Адам и новая Ева, — замечает Э. Фукс. — Или, точнее, новая Ева и новый Адам. Ибо на этот раз сотворение человека начинается с женщины. Насколько велико было различие между общественным бытием человечества в эпоху Ренессанса и в сменивший ее век абсолютизма, настолько же резко противоположно старому новое представление о физиологической красоте человека».

В процессе очередного пересоздания физического идеала красоты новая сущность чувственных переживаний и эмоций не только облекается в теоретические формулы, но и принимает физиологически осязаемые формы. Идеал физической красоты эпохи становится и идеалом особенно ценимых эпохой нравственных качеств, потому что «в своей идеологической сущности он всегда не более как результат постоянно бодрствующей тенденции обоготворения, всегда формирующей человеческое тело в зависимости от своих специальных целей».

В эпоху Возрождения выше всего ценилась в мужчине и женщине цветущая сила, которая была важной предпосылкой творческой мощи. Сменивший его век абсолютизма, напротив, считал все крепкое и могучее презренным. Сила и мощь воспринимались эстетически безобразными. Именно в этом заключается наиболее выразительное отличие идеалов красоты обеих эпох.

Закон красоты в эпоху абсолютизма диктовался классом, который имел в своих руках власть и обладал возможностью всецело жить за счет эксплуатации. Он не знал ничего более презренного, чем труд. В глазах представителя господствующего класса физический труд являлся позором.