Тайны Истон-Холла - [148]

— Мистер Данбар здесь живет? Мне нужно его видеть. Мистер Данбар.

Увидев его окровавленную одежду и болезненную гримасу на лице, парнишка испуганно отшатнулся. Но к счастью, в этот момент наверху послышались чьи-то шаги и на деревянной лестнице появился сам Данбар с бумажным пакетом под мышкой и газетой в руках. Увидев Дьюэра, он положил пакет на ступеньки и пристально вгляделся.

— Смотрите-ка! Тот самый Дьюэр, что интересовался, кому это может прийти в голову коллекционировать птичьи яйца. — Только тут он заметил, что у Дьюэра вся рубаха в крови. — Господи, да вы же ранены! Что это с вами?

— Ничего страшного, — говорил Дьюэр с трудом, рот был полон крови. — Но мне нужно войти в дом. Ради Бога, мне нужно войти!

В конце Уотлинг-стрит раздался свисток, и, к изумлению Данбара, все еще не снявшего руку с его плеча, Дьюэр упал на колени посреди разложенной на тротуаре продукции торговца. Здесь и нашли его запыхавшиеся от преследования полицейские — потерявшим сознание, рядом с приятелем, нащупывавшим у своего нежданного гостя пульс. Сначала кто-то предложил вызвать кеб, затем, после того как задержанного обыскали, — полицейского врача и каталку. Вскоре толпа любопытствующих рассеялась, отъехала, полнимая клубы пыли, полицейская карета «скорой помощи», из лавки вышел с ведром воды мальчишка и начал молча стирать пятна крови с серых каменных ступеней.

Глава 30 СУДЬБЫ

ИЗ ДНЕВНИКА ПРЕПОДОБНОГО ДЖОШИА КРОЛИ, ВИКАРИЯ ИСТОНА

15 ноября 1866 г.

Возвращаясь к этим записям, трудно поверить, что с тех пор, как я приехал сюда, прошло три года. Три года! И что же? Чем похвастать? А ведь были времена, когда я мог отчитаться за каждый прожитый день, настолько плотно они были заполнены добрыми делами, свершенными во имя Бога. Теперь же воспоминания о прожитой неделе подобны пустым страницам в книге, слова которой смыты, и нет в мире силы, способной их восстановить. Подумал, не исповедаться ли Маргессону, но, как обычно при мысли о честном признании в своих бедах, что никогда не приносит ничего хорошего, меня передернуло. Уже месяц я не был в Эли.

17 ноября 1866 г.

Зима приближается со всех сторон. Белый туман, повисающий в этих краях над полями уже на рассвете, держится до сумерек, гуси на озерах и болотах сбиваются в косяки, краснеет боярышник. Моя хозяйка прикована к постели приступом бронхиальной астмы, что понуждает меня заниматься всякими раздражающими ежедневными мелочами. Миссис Форрестер испытывает чувство благодарности: «Немного найдется мужчин, готовых примириться с таким уходом», — и так далее. Она хорошая женщина, и мне приятно отплатить ей добром. Любопытное письмо от кузена Ричарда. В следующем квартале на побережье освобождается вакансия. Что я думаю на этот счет? Ответил по возможности подробно, приложил рекомендации начальства, письмо от Уордена Плендера, полученное при нынешнем назначении, но слишком уж много я пережил разочарований, чтобы верить в такую удачу.

20 ноября 1866 г.

Замученный угрызениями совести, решил нанести визит в Истон-Холл, по поводу которого продолжают ходить разнообразные слухи. Дикси не видно уже месяц, судебный пристав расспрашивал о нем на Уоттон-Хай-стрит. Дождь, который лил не переставая на протяжении всего моего пути, придал поместью еще более печальный и запущенный вид, чем сохранившийся у меня в памяти. Трава на фут поднялась над дорогой, потрескались стекла, а кое-где вообще вылетели. Приближаясь к дому, где не ощущалось ни малейшего признака жизни, я испытал в высшей степени странное предчувствие чего-то дурного — накатило оно на меня с такой силой, что я с трудом заставил себя постучать в массивную дверь. Не получив ответа (хотя слышно было, как стук мой эхом перекатывается внутри дома, напоминая бой барабана), я пошел вдоль здания. Здесь все пришло в совершенное запустение: огород покрылся сорняками, дверь домика, где жил садовник, болтается на петлях и изнутри высовывается свинья.

Времени было, наверное, часа три, приближались сумерки, и я бы с удовольствием ретировался, тем более что, судя по всему, никакого толка от моего визита не будет, никого тут нет, все пусто, все заперто. Но тут как раз в окне появилось лицо — странное, бледное лицо из ниоткуда, и должен признаться, испытал я прежде неведомый страх. А потом на дворе показался мужчина, в котором я признал мистера Рэнделла, дворецкого. Памятуя о том, с какой любезностью он неизменно встречал меня раньше, я уже приготовился вежливо поприветствовать его, когда уловил чуть ли не разъяренный взгляд. Нечего мне здесь делать, заявил он, не давая сказать и слова. Мистер Дикси меня не примет, он вообще никого не принимает, и ничего хорошего от моего прихода не будет. Я считал мистера Дикси своим другом, отвечал я по возможности хладнокровно, и в этот дом, под крышей которого живет не только мистер Дикси, но и еще одна особа, привел меня долг христианина и служителя Бога. При этих словах на лице Рэнделла отразилось некое чувство, истолковать его можно было как озабоченность или страх. Мистер Дикси меня не примет, повторил Рэнделл. Мне следует удалиться, иначе он не отвечает за то, что может произойти. При этих словах я, должен признаться, едва не рассмеялся — удержало меня выражение лица этого человека. Большой мрачный дом, бледное лицо Рэнделла, в упор глядящего на меня при угасающем свете дня, мысли о Дикси, бродящем по пустым коридорам, женщина, томящаяся там… Все это оказывало такое угнетающее воздействие, что, к стыду своему, я выскользнул через огород в лес и, сопровождаемый воем собак из псарни, вышел на дорогу. Сердце у меня было готово выскочить из груди, и не оставляло чувство, будто кто-то или что-то преследует меня буквально по пятам. Но никого и ничего не было, только туман и шевелящиеся на ветру ветки деревьев. Я пошел домой, беспокойно думая об увиденном и гадая, что все это может означать и чем закончится.