Тайны древних русов - [63]

И снова мы сталкиваемся с одним и тем же явлением — явлением возможности лишь однозначной и односторонней передачи: с запада на восток, с прародины индоевропейцев в Древнюю Индию, минуя места расселения иранцев. Как могли Асуры с далёкого Юго-Востока через многие народы, в том числе и ираноязычные, у которых ахуры-асуры наделены противоположными функциями, попасть к славянам и стать великанами-богатырями Асилками-Осилками? Никак! И опять мы видим, что слово-теоним сохраняет своё значение-смысл-образ, да к тому же и переводится на родине, в местах, где обитали первичные индоевропейцы.

Многое откроется нам, если мы взглянем на историю и на мир своими глазами, если мы перестанем воспринимать Вселенную человечества глядя в порядком запылившиеся английские или германские зеркала.

Вот возьмём так называемую древнеиндийскую, а точнее, ведийскую, индоарийскую Яджур-веду. Почему Я-дж-ур, никто объяснить не сможет. Наверное, потому, что так произносят английские исследователи, им так сподручнее по языковым особенностям. Нам же следует, как и индийцам, особенно древним, произносить так, как это звучало и звучит, Ящур-веда! Всем известно, что Ящур-веда — это Веда «жертвоприношений». Но почему Ящур-Яджур связан с жертвоприношениями, опять-таки никто объяснить не может: какой-то непонятный «яджур», неизвестно откуда взявшийся.

Между тем у славян и у их предков, как и у предков индоариев, подземный Змей-чудовище ассоциировался с Ящером, гипертрофированной ящерицей. Ещё академик Б. А. Рыбаков заметил, что считалочка про «Яшу» далеко не проста. Вспомним:

Сиди-сиди, Яша, под ореховым кустом,

Грызи-грызи, Яша, орешки калёные…

Как пишет Б. А. Рыбаков, по всей России, в самых различных диалектных областях, сохранялась форма «Яша», как приведённая, наверное, в XVIII–XIX веках к более понятному слову, к имени. Но в основе лежало совсем иное. И удалось это выяснить, обратившись к белорусскому фольклору:

Сяде Ящер под пирялущем

На ореховом кусте…

Так звучало у белорусов. Выяснилось, что никакого «Яши» не было и в помине. А был архаичный, допотопный Ящер — олицетворение загробного подземного мира, крокодилообразный Змей. Ему-то и приносились жертвы. Это уже потом обрядовая песня превратилась постепенно в детскую считалочку.

Б. А. Рыбаков не проводит параллелей между Ящером-жертвопринимателем и Ящур-ведой. Но мы видим, что и считалочка, и сборник древнейших «жертвенных» гимнов восходят к одному корню, к одной прародине. Надеемся, нет необходимости и в данном случае пояснять, что Яджур-Ящур-веда не могла прийти к нам, в славянские края, из экзотических далей и потом превратиться в обычную считалочку.

Вот такой образ лежит у истоков Ящур-веды.

Многое мы сможем понять и у себя, если будем обращаться к сохранившимся знаниям, тем самым, что оказались как бы законсервированными в древнеиндийской и особенно ведийской мифологиях. В нашем представлении само понятие «праздник» связано с чем-то буйным, вакхическим, истерически весёлым, а в последние десятилетия и запойно-дурманным. И это несмотря на то, что ещё в начале XX века праздник был совсем иным, не связывался с обильными возлияниями и буйным искусственным весельем. Не говорим уже о веках предшествующих, когда, как нам известно, праздники являлись торжественно-возвышенными событиями — спокойными и величавыми, достойными и несущими умиротворение, когда людские души как бы общались с богами или теми святыми, чьи дни отмечались. Это было единение с «небесной», высокой мудростью и пониманием, с божественным разумом, в который составной частичкой вливался на время того подлинного праздника и ум-душа каждого смертного.

Познание высшего! Проникновение вселенской мудростью! Теперь нам сложно, а подавляющему большинству и вообще невозможно понять того состояния праздника, не угарно-хмельного, не ритуально-помпезного, а высокодуховного и мудрого. Но если мы обратим свой взор на Юго-Восток, в Древнюю Индию, то увидим — там сохранилось слово-понятие в почти первозданной чистоте. «Праджня» — мудрость, понимание. Вот оно, исконное, разумеется, идеализированное, но всё равно бесконечно прекрасное и возвышенное понимание «пражни-праздника», которого ожидал и в который верил каждый человек. И везде мы встречаем понятие «белый», «светлый». Арджуна-Арьюна, асы, асуры-Асилки и очень многие другие — светловолосы, белы. В этом нет поисков каких-то «белокурых бестий», и мы говорили уже о своём подходе и о понимании этого вопроса. Здесь речь идёт о чисто этнической черте переселенцев, осваивавших далёкий Восток и Юго-Восток. Арии и асы так же светлы, как и альвы-лабы, проживавшие в бассейне реки Эльбы-Лабы. Переселенцы сохранили память и о внешнем облике своих предков-сородичей. И «белизна, светлизна» подразумевается в таких случаях не «абсолютно блондинистая и белокожая», нет — всё в сравнении определяется. Для освоившихся на новом месте и потемневших древних индоариев, как, впрочем, и для древних греков, светловолосыми и даже белокурыми, светлокудрыми казались тёмно-русые и русые «варвары». Таковыми же называли «греки» и рыжеволосых кельтов, то есть всё то, что было хоть чуть светлее смоляных чёрных кудрей, почиталось «светлизною».