Тайны древних руин - [44]

Разные люди Лефер и Музыченко, совсем разные. И пусть Лефер еще верит в существование бога, пусть кое в чем у него неразбериха. Пусть Музыченко пока еще не в состоянии понять, как это Лученок мог отдать всю свою посылку на общую кухню. И все-таки у них есть одна общая черта— трудолюбие. А это— главное, на чем строится и укрепляется характер человека.

12

Сегодняшний день оказался трудным. Утром я решил проверить свой карабин. Извлек затвор и посмотрел на свет в канал ствола. Только взглянул и пришел в ужас: на поверхности видна была ржавчина. Такого быть не могло! Ведь я чистил свой карабин не далее как вчера. Оружие под дождем не было. Да и дождя как такового тоже не было. Откуда же быть этой ржавчине? Неужели кто-нибудь из сигнальщиков брал с собой на пост? Нет. Тогда в чем дело? Уж не перепутал ли я свой карабин с чужим? Посмотрел на номер. Так и есть, карабин не мой.

—Чей карабин номер 49600117?— спросил я ребят.

—Мой. Ну и что?— ответил Звягинцев.

Я тихонько, так чтобы не слышал командир отделения, сказал:

—Иди сюда.

—Ну чего тебе?

—Сеня, вычисти карабин. Ненароком увидит командир — достанется тебе на орехи.

—Вычищу, не твое дело.

—Смотри. Я предупредил тебя.

Мой карабин оказался чистым. Я заменил на нем лишь смазку. Часа через два Демидченко действительно проверил состояние карабинов. Оружие Звягинцева было в том же состоянии.

—Звягинцева ко мне.

—Сеня!— крикнул сигнальщик.— К командиру. Прибежал Семен.

—Краснофлотец Звягинцев прибыл по вашему приказанию.

—Интересный вы человек, Звягинцев. Чей это карабин?

—Мой.

—Ваш, значит. Посмотрите и скажите, что в канале ствола?

—Гм.

—Не мычите, говорите внятно.

—Наверное, комочки пакли остались.

—Краснофлотец Лученок, достаньте мне белую тряпицу.

Навернув на конец шомпола кусочек белой ткани, Демидченко провел его через канал ствола. На ткани явственно были видны следы ржавчины.

—Так это, по-вашему, комочки пакли?

Звягинцев молчал, слегка наклонив голову. Казалось, что его глазницы стали еще темнее. Лишь один раз он поднял голову и бросил в мою сторону недобрый взгляд.

—За плохое содержание оружия объявляю три наряда вне очереди. Идите.

Звягинцев с понурым видом медленно повернулся и направился в сторону.

—Отставить!

Семен нехотя повернулся и подошел к Демидченко.

—Вы что, устав забыли? Как следует отвечать командиру?

—Есть три наряда вне очереди за плохое содержание личного оружия.

—Немедленно приведите в порядок свой карабин. После чистки доложить. Идите.

На этот раз Звягинцев приложил правую руку к бескозырке, четко повернулся на сто восемьдесят градусов и, чеканя шаг, ушел к столу, за которым мы обычно чистим оружие. Проходя мимо меня, Звягинцев тихо произнес:

—Ну, падло! Гад буду, если не отомщу. Я тебе тоже когда-нибудь такое устрою, что кровью харкать будешь.

Как же подло поступил Звягинцев. Ведь он те знал, видел, что за эти два часа я не вступал ни в какие разговоры с Демидченко. И грубо оскорбил меня лишь для того, чтобы хоть как-нибудь оправдать себя в своих же глазах, создать видимость, что наказание последовало в результате моего доноса командиру.

Я не сдержался и ударил его с размаху. Звягинцев повалился как сноп. Я увидел его лежащим, с окровавленным ртом. То ли я выбил ему зуб или рассек губу, то ли он ударился лицом о камень при падении. И в том, и в другом случае я, наверное, малость переборщил. Придется, конечно, отвечать. Но если бы все повторилось сначала, я не могу с уверенностью сказать, что в следующий раз поступил бы иначе. Звягинцев, прийдя в себя, стал на ноги. Из рассеченной верхней губы сочилась кровь. Редкими каплями она пятнала рабочую блузу. Не зажимая поврежденной губы, Семен размазывал кровь по лицу и истошно кричал:

—Вот как дружки издеваются над человеком! Один— наряды, а другой— по морде. Но ничего, найдем и на вас управу, липовые комсомольцы.

К Звягинцеву подбежали Демидченко, Музыченко и Танчук.

—Кто это тебя так?— спросил командир.

—Твой дружок!— продолжал кричать  Звягинцев.— Кто же еще. Я знаю— вы сговорились, чтоб человека доконать.

—Прекратите истерику!— крикнул Демидченко, после чего обратился ко мне.— Краснофлотец Нагорный, за что вы избили Звягинцева?

—Не избил, а ударил.

—Это одно и то же.

—Нет, не одно и то же.

—Не пререкаться!— закричал командир.

Я умолк. В этой ситуации бесполезно что-либо доказывать Демидченко.

—Я спрашиваю, за что вы избили Звягинцева?

Во мне начал нарастать глухой протест. «Ожидать от тебя справедливого решения,— подумал я,— все равно, что надеяться: Звягинцев признает свой подлый поступок. Ведь сказано же: не избил, а ударил. Нет же, продолжает настаивать на своем. Ну что ж, настаивай. Я буду молчать».

—Ладно, не избили. За что ударили Звягинцева?

—Он знает за что.

—Он, может, и знает. Но я не знаю.

—Можете меня наказывать, товарищ старшина второй статьи, но этого я не скажу. Это— личное.

—За хулиганскую выходку,— продолжал распекать меня Демидченко,— вы заслуживаете наказания, которое может объявить только старший командир. А может, и в трибунал. Об этом происшествии будет доложено командиру взвода рапортом.

«Тут уж ты своего не упустишь,— подумал я.— Тут уж ты постараешься упечь меня туда, куда даже Макар не гонял пасти телят».