Тайны древних руин - [3]

—Сегодня познакомились, точнее, с полчаса назад. Командир наш попросил, чтобы вы пришли за Маринкой.

Женщина побледнела и, глотая слюну, спросила осипшим голосом.

—Что с ней?

—Да ничего не случилось. Жива и здорова ваша Маринка. Она же не знала, что мы приедем на эту гору. Вот случайно и оказалась среди нас. А командир наш строгий. Решил проверить, кто она. Вот и все.

—Вот беда-то какая. Я сейчас,— женщина унесла остаток белья в дом, а через минуту мы вместе с ней уже взбирались на гору. Хотя спутница была старше меня почти в два раза, я едва поспевал за ней. Под конец она почти побежала, и я только услышал взволнованный вопрос.

—Доченька моя, что стряслось?

—Ничего особенного, мама,— ответила Марина.— Меня задержали. Ну кто мог знать, что тут появятся военные?

Пока я ходил в Балаклаву, Маринка привела себя в порядок. Наши ребята дали ей воды, одежную щетку, и теперь девушка выглядела совсем по-другому.

—Вот теперь полная ясность,— заключил Демидченко, обращаясь к женщинам.— Вы уж извините, что пришлось побеспокоить вас. Порядок, знаете.

—Да чего уж там,— ответила мать Марины.— Мы понимаем, дело военное.

—Краснофлотец Нагорный,— ну теперь пошло, будет гонять дня два подряд. Но нет, Вася, от меня ты не дождешься того, на что рассчитываешь.— Проводите женщин, да заодно еще одно ведерко воды принесите.

—Есть, товарищ старшина второй статьи,— ответил я бодрым тоном и, вылив воду в котелки, пошел сопровождать женщин.

Они шли впереди, я несколько сзади. Мать вполголоса о чем-то говорила своей дочери, а та, судя по интонации, оправдывалась. На очень крутых участках склона горы пустое ведро цеплялось за камни и так скрежетало, что женщины останавливались и молчаливыми взглядами спрашивали: «Не ушиблись?»— «Ничего, все в порядке»,— отвечал я им. Мы вошли во двор Хрусталевых не с улицы, а через приусадебный виноградник. Мать Марины сразу же принялась щупать сохнувшее белье. Я набрал ведро воды и собрался было уходить, но хозяйка решительным жестом остановила меня и сказала:

—У нас, молодой человек, не принято отпускать добрых людей без угощения.

—Так это ж добрых людей, мама. А он, видела, как заставил тебя волноваться.

—Беды в этом никакой,— резонно заметила мать,— а для тебя наука. Да и обедать уже пора. Небось проголодались?

—Спасибо, хозяюшка. Я уже.

—Что уже?— спросила женщина.

—Неправда, мама,— вмешалась и Марина.— Я видела, как они только начинали готовить себе обед.

—Как вас зовут, молодой человек?

—Коля, то есть Николай Нагорный.

—Хорошее имя. А меня величать Анной Алексеевной. Доченька, приглашай гостя в дом, а я пока соберу белье.

Маринка без лишних слов взяла ведро в свои руки и сказала:

—Когда будете идти в свой гарнизон... я правильно выражаюсь?

Я улыбнулся. Припомнила-таки мое словечко. Этой палец в рот не клади.

—Неправильно я тогда сказал вам.

—Ну все равно. Когда будете идти к себе, мы наберем воды свежей.

В этот момент мне показалось, что я дома. Вот так же бывало весной или летом я приносил из колодца воду, сестра поливала ею грядку. Остатком воды в ведре, она старалась облить меня. И если это удавалось ей, она радовалась и хохотала до слез. Я спокойно отряхивался и говорил: «Завяжем узелок на память».— «А я маме скажу»,— отвечала сестра.— «Не возражаю». Ведра два я приносил и спокойно передавал сестре, настороженной и готовой в любую секунду бежать от меня. Но едва она успокаивалась, как я окатывал ее с головы до ног. Визг и истошный крик оглашали двор: «Ма-а-ма! Оп обливается!» — «Колька, сумасшедший!— вступалась мать.— Ты же ее простудишь». Я вспоминал об этом и, наверное, улыбался, так как Марина спросила:

—Вы о чем?

—Я вспомнил дом и свою сестру, которая вот так же, как и вы, бывало, поливала грядку и обливала меня водой.

—И подумали, что и я могу вас облить?

—Нет, что вы.

—Ну а если бы и в самом деле облила, рассердились бы?

—Нет,— ответил я и, немного подумав, добавил,— только обрадовался бы.

—Тогда получайте,— Маринка так неожиданно и быстро плеснула остаток воды на мою робу (так мы называем свою рабочую форму одежды), что я не успел увернуться. Уже на пороге дома она добавила:— Что ж вы стоите? Заходите в дом.

В комнате с двумя окнами со стороны улицы и одним— со стороны двора было свежо и чисто, словно кого-то ждали. Я уже готов был перешагнуть порог, но вовремя спохватился и начал расшнуровывать свои ботинки.

—Зачем вы это делаете? — спросила Анна Алексеевна.

—В комнате такая чистота, а я тут со своими башмаками.

Теперь я входил в комнату смелее. На свету Анна Алексеевна увидела мою мокрую робу и шутливо заметила:

—О! Мы уже успели понравиться некоторым балаклавским девушкам.

—Очень вкусная у вас вода,— начал я оправдываться.— Хотел напиться из ведра, да не рассчитал.

—Поверим ему, Марина?

—От этого изнанка не станет лицом.

Было совершенно очевидно, что женщины шутили, но я почему-то чувствовал себя не в своей тарелке. Появилось такое ощущение, будто я кого-то обманул. Удивительная вещь этот обман. В нашем представлении он часто совпадает с понятием лжи. Лживых людей мы осуждаем и даже презираем. Выходит, и меня можно осуждать? Но я вижу по глазам Анны Алексеевны, что она не только не порицает мой поступок, по как-то по-матерински, тепло смотрит на меня, словно хочет сказать: «Все правильно. Только так и нужно поступать». Неужели же обман может быть правдой?