Тайны, догадки, прозрения - [51]

Я ни разу не встречала Норберта Винера, мне даже не пришлось присутствовать на его знаменитой лекции о мозговых волнах, которую он прочел в Московском политехническом музее в 1960 году. Он тогда приезжал в СССР на конгресс Международной федерации автоматического управления, встречался с советскими учеными, давал интервью советским журналистам.

Не зная Винера, но, как и многие, интересуясь его наукой, я пыталась представить себе его облик — не внешний, а внутренний. И мне казалось: Винер из породы «вундеркиндов»; науку он одолевал бешеными темпами, (впрочем, почти все талантливые математики проявляют себя очень рано); он непременно должен быть романтиком и фантазером (кто еще мог придумать такую науку!); у него хороший слог, легко воспринимающийся в чтении язык, и, должно быть, из него мог бы получиться далеко не бездарный литератор.

Позже, мне довелось прочесть статью Пивоварова о Норберте Винере и «Я — математик» самого Винера, и почти все, что мне воображалось, нашло подтверждение. Даже то, что он был журналистом и однажды написал роман «Искуситель». Только мне казалось, что он непременно должен быть еще очень молод, и в этом я ошиблась: когда он написал свою потрясшую весь научный мир книгу о кибернетике, было ему уже за пятьдесят…

Норберт Винер родился 26 ноября 1894 года в Колумбии (штат Миссури) в семье еврейского эмигранта из Белостока. Его отец — Лео Винер — был видным филологом и переводчиком книг Льва Толстого на английский язык, человеком весьма эрудированным, известным своей теорией африканского происхождения цивилизации Перу и Мексики.

А Норберт, в самом деле, был вундеркиндом, в одиннадцать лет окончил среднюю школу, в четырнадцать — высшее учебное заведение, в восемнадцать был уже доктором философии по специальности «математическая логика». Он преподавал математику в Массачусетском технологическом институте, в котором оставался сотрудником всю жизнь, был вице-президентом Американского математического общества, читал лекции в Пекинском университете, много раз ездил в Европу, выступал на международных математических конгрессах, путешествовал по миру и, ради удовольствия, писал книги по математике, издавал монографии и исследования.

Обладатель неуемной и могучей энергии, бесконечно любознательный и любопытный, безгранично целеустремленный, он считал сутью жизни — познание. Отдав науке всю свою сознательную жизнь, он не стал сухарем, не отгораживался от людей, не считал «свою» науку — единственной и неподражаемой; напротив, он искал сближения наук, взаимного их оплодотворения, чего-то, что породило бы нечто совершенно новое.

И, конечно же, Винер был безудержным фантазером (как хотите, но у математиков такое свойство, по-моему, чрезвычайнейшая редкость!). Он мечтал о создании машин подобных живому организму; вполне серьезно говорил о том, что возможность сконструировать роботов, подобных млекопитающим, не только по поведению, но и по структуре — задача отнюдь не невыполнимая; правда, оговаривался Винер, это произойдет еще не сегодня и, вероятно, не завтра, потому что знание белков и коллоидов у человечества еще недостаточное. Он считал, что нет никаких принципиальных препятствий для «путешествия» человека по телеграфу. «Тот факт, что мы не можем передавать по телеграфу форму строения человека из одного места в другое, по-видимому, обусловлен техническими трудностями и, в частности, трудностями сохранения жизни организма во время такой радикальной перестройки. Сама же идея весьма близка к истине. Что касается радикальной перестройки живого организма, то трудно найти гораздо более радикальную перестройку, чем перестройка бабочки в течение стадии куколки».

Не были фантазии Винера просто фантазиями досужего человека с никчемным воображением! Для него передача по телеграфу — не научный фокус; для него это насущная потребность человечества, нужная для освоения далеких миров, для достижения которых не может хватить человеческой жизни.

Пока Винер-романтик, Винер-фантаст развивал свои сумасшедшие идеи о будущем кибернетики, новая наука властно вошла в жизнь. Через десять лет после выхода в свет первого труда о кибернетике, никто уже не понимал, как можно было до сих пор без нее обходиться.

Кибернетика стала необходимостью.

Она расщепилась на множество дочерних кибернетик, получивших свою сферу деятельности. Так появились: кибернетика медицинская, биологическая, инженерная, экономическая, «космическая» и множество других ее близнецов. Только одна она могла удовлетворить необычные потребности общества периода научно-технической революции, да ведь и она сама — наука необычная!

Кибернетика — это искусство управлять, универсальное и точное, применимое к любому обществу, даже к «обществу» муравьев; к разнообразнейшим и сложнейшим автоматическим системам, непривычно большим по масштабам, выполняющим самые разные функции и поглощающим колоссальное количество информации.

Наверно, не будет большим преувеличением сказать, что ни одна наука во все времена существования наук не обладала такими неограниченными возможностями, как кибернетика.