Тайны, догадки, прозрения - [22]

Кстати, о человеке — о человеческом детеныше. Его подготовка длится долго, целых девять месяцев. И за это время во чреве матери развивается наиважнейшая способность: сосать молоко. Вся система — нервы, мышцы, — необходимая для акта сосания, ко дню рождения сформирована; так что уменье сосать — врожденное.

Попробуйте дать младенцу в самую первую кормежку вместо молока пососать аскорбиновую кислоту. Он тут же попытается вытолкать изо рта соску — «толкательная» система у него тоже врожденная. Но не в том суть; и даже не в том, что «система гримасы неудовольствия» тоже у малыша готовая. Загадочным было другое: откуда эта кроха знает, что ей положено глотать молоко и какой у молока вкус? Аскорбиновая кислота — кислая, молоко — сладковатое; на каких «познаниях» строится механизм выплевывания или выталкивания аскорбинки? Ведь еще ни разу в жизни ребенок не пробовал молока! Объяснить это явление развитием или недоразвитием каких-либо мышц или нервов явно нелепо. Так в чем же секрет узнавания?

Прежде никто не находил объяснения этой таинственной способности. Пока не стал известен физиологам акцептор результатов действия. В свете своей гипотезы академик Анохин ответил на вопрос «откуда малыш знает»?

«Акцептор действия» человеческого ребенка «настроен» на молоко. Получив сигнал, что в рот попала кислота, он дает знать — принимать ее не следует, нецелесообразно.

Прекрасно, но ведь мы несколько страниц назад, со слов того же профессора Анохина, утверждали, что «акцептор действия» образуется на основании хоть минимального предыдущего опыта, хоть однократного столкновения! И какой может быть опыт у впервые сосущего младенца?

Есть этот опыт. Очень долгий — около ста девяноста миллионов лет. Опыт всех поколений не только человеческих детей, но и детенышей всех млекопитающих животных, когда-либо рождавшихся и живших на земле. Бесконечно передаваясь от родителей к детям на протяжении веков, опыт этот стал врожденным. И с самого начала земного существования ребенка «акцептор действия» имеет специальную «молоковую» настройку (за исключением тех аномальных случаев, когда организм ребенка именно молоко и неспособен принимать). И, опережая первый миг кормления, «центральный контролер» нормального ребенка создает механизм, готовый только к принятию молока — и никакой другой пищи.

Таким же врожденным стал некогда условный рефлекс у собаки — «делать стойку», или у кошки — настораживаться и прыгать на звук, напоминающий царапанье мыши. «Если условный рефлекс не изменяется в веках, он становится безусловным», — говорил Павлов. Ведь условный рефлекс — специальная реакция организма не на настоящее, а по поводу будущего: на звонок у собаки выделяется слюна — в предвкушении будущей кормежки; вой тигра заставляет бежать оленя в предвидении опасности.

А предвидеть будущее — свойство одного из аппаратов головного мозга, как считает профессор Анохин, — акцептора результатов действия; значит, он и есть основа упорядоченного поведения животных и человека. Не будь его, жизнь превратилась бы в хаос…

«Опережающее возбуждение», — как и обратная афферентация, стало одной из основ кибернетики; его исследовали конструкторы, физики, математики, когда поставили задачу создания машины, обладающей способностью узнавания.

За модель взяли глаз лягушки. Оказалось: в глазу есть клетки, дающие электрический импульс на появление предмета «в поле зрения», но совершенно индифферентные к исчезновению предмета; исчезновение же «фиксируют» совершенно другие клетки; а третьи — реагируют только на движение предмета. Этот третий вид клеток совсем необычен: первая клеточка дает электрический импульс от непосредственного раздражения, все остальные «вспыхивают» заранее, предвидя дальнейшее движение предмета.

…Я рассказываю о работах Анохина и его лаборатории, потому что работы эти интересны, значительны и потому, что мне довелось при некоторых из них присутствовать, а с Петром Кузьмичем неоднократно беседовать.

Множество физиологов занимаются в мире проблемами высшей нервной деятельности; некоторые из них действительно совершают открытия, другие пытаются подтвердить те или иные догадки, третьи — исследуют и ищут ответы на многочисленные вопросы. Появляются идеи, производятся опыты: они либо подтверждают идеи, либо отвергают их как несостоятельные. И каждый ученый может, да так оно часто и бывает, трактовать полученные результаты по-своему.

Возникают дискуссии, подчас с диаметрально противоположных позиций, далеко не все откровения принимаются сразу и безоговорочно всеми представителями науки.

Известный советский физиолог Н. А. Бернштейн, например, отрицает даже предложенный Анохиным термин «обратная афферентация», так как, говорит он, никакой «необратной афферентации», не центростремительного направления вообще не существует. Для нас с вами такие тонкости значения не имеют — пусть «обратные связи», поступающие в мозг после двигательной реакции, бывшего последнего звена классической рефлекторной дуги. Не имеет значения и то, как называется некий мозговой аппарат, ответственный за «контроль над целесообразностью поведения» — акцептор результатов действия или как-нибудь по-другому. Важно, что он существует.