Тайны архива графини А. - [26]

4. Встр….ься там с …ерт…

5. Посмотр… …отенк… для …атеньки.

Если не считать последней, пятой записи, которая была мне понятна с самого начала, все остальные четыре строки не стали понятнее, и у меня почти не было надежды их расшифровать. И все-таки я попыталась это сделать.

Первая запись не оставляла сомнений по поводу каждого из слов. Я на девяносто девять процентов была уверена, что она не могла означать ничего, кроме «Проверить сведения С.» Но кто такой был этот или эта С. и что за сведения он предоставил Александру — надежды узнать почти не было.

Та же ситуация была со второй строчкой. Если первое слово означало «переговорить», то инициалы Д.О. мне ни о чем не говорили.

Третья строчка предполагала какую-то поездку — это было понятно. Но второе слово попало под то самое винное пятно и сочетание «…сиц…» оставляло большую свободу для толкования. Видимо, это была чья-то фамилия. Косицкий — Мясницкий — любая из подобных фамилий могла скрываться под этим пятном, но прочитать ее было невозможно.

Ну, и наконец четвертая — самая загадочная строчка. Она пострадала больше других и, может быть, именно поэтому мне казалось, что в ней-то и заключен самый большой смысл.

Тем более что первое слово не оставляло у меня сомнений — это явно было «встретиться». То есть Александр запланировал на следующий день встречу. «Если бы я только могла понять, с кем он хотел встретиться! — мысленно воскликнула я. — Может быть, именно этой встречи и не хотели допустить его враги, и именно из-за нее лишили его жизни?» Поэтому сочетание этих трех букв несколько часов не давало мне покоя. Я повторяла их на все лады, пытаясь подобрать то единственное слово, которое имел в виду мой муж.

Если бы кто-нибудь мог увидеть меня в этот час, он наверняка принял бы меня за сумасшедшую. Да и как еще можно назвать человека, бродящего по комнате из угла в угол и повторяющего, словно одержимый:

— Смерть, бессмертие, Роберт, конверт, мертвец, Вертер, эксперт, вертеп, Берта, Гертруда….

Каждое из этих слов содержало пресловутое сочетание букв. Но ни одно из них, пожалуй, за исключением «эксперта» даже отдаленно не подходило по смыслу.

И самым чудовищным было то, что по иронии судьбы чуть ли не половина этих слов так или иначе была связана со смертью.

Посудите сами: «Смерть. Мертвый. Черти». Не самое веселое сочетание, не правда ли? А выражение «Встретиться там с чертями», пришедшее мне в голову и уже не желавшее ее покидать, наполняло меня почти мистическим ужасом.

В конце концов, отчаявшись что-либо понять, я оставила эти бесплодные попытки и без сил свалилась на кровать.

«Милая девичья светелка, — было моей последней мыслью перед сном, — никогда еще ты не была свидетельницей таких страданий…»

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Впервые в жизни я проснулась в своем поместье в отвратительном настроении. Ничто не радовало меня в это утро — ни приходившие с поклоном крестьяне, ни ломившийся под изысканными деревенскими яствами стол…

Нянюшка умудрилась выставить на него все мои любимые блюда и с отчаяньем наблюдала мое к ним равнодушие.

Я совершенно не хотела расстроить бедную старуху, но мне сегодня было не до еды.

Сразу же после завтрака я снова уединилась в своей комнате и попыталась на свежую голову разобраться с пресловутой запиской. Но опять без сколько-нибудь заметного результата.

Новости в деревне распространяются со скоростью ветра, и, узнав о моем приезде, к обеду ко мне в гости нагрянули соседи. Все это были весьма уважаемые мною милые люди, но я с трудом скрывала раздражение, и только долг гостеприимства не позволил указать им на дверь.

Разговор за столом, как и следовало ожидать, скоро перешел на тему смерти. И я отметила, что в последние месяцы ни о чем другом в моем присутствии не говорят.

В первую очередь потому, что я похоронила мужа. Но и события в Синицыно, как я скоро поняла, уже не являлись тайной для моих деревенских знакомых. Я ни словом не обмолвилась о своих приключениях в Синицыно и о той роли, в которой мне пришлось там выступать в течение суток, но призналась, что знаю некоторые подробности трагедии от знакомых полицейских. Такое объяснение, учитывая профессию моего мужа, ни у кого не вызвало недоверия.

— Какое несчастье, — перекрестившись, произнесла Азалия Ивановна, обрусевшая немка, вдова нашего ближайшего соседа, пережившая не только мужа, но и своих детей и, несмотря на, мягко говоря, преклонный возраст, еще полная сил и энергии.

Ей было без малого сто лет, но она сохранила все свои крупные с желтизной зубы, очень гордилась этим обстоятельством и при всяком удобном случае демонстрировала их в чересчур широкой улыбке.

Но сегодня она почти не улыбалась. С недавних пор смерть любого человека напоминала ей о собственном возрасте и заставляла побледнеть румянец на ее морщинистых щечках.

Она большую часть жизни прожила в России, но тем не менее сохранила небольшой акцент, а отдельные слова до сих пор употребляла в совершенно неожиданном смысле, вызывая улыбки на лицах собеседников. Впрочем, свой родной язык она забыла совершенно, и лишь делала вид, что понимает меня, когда я переходила на немецкий.