Тайное учение даосских воинов - [20]

Осторожно высвободившись из его страстных объятий, я спросил:

— Почему же ты меня полюбил?

— Потому что в тебе есть образ.

— Какой образ?

— Ну ты все равно этого не поймешь, ты же еще европеец.

— По-моему, я останусь им по гроб жизни, — засмеялся я.

— Хватит о грустном, — отрезал кореец. — Пойдем, я покажу тебе свое искусство. Я увидел это место.

За разговорами мы прошли несколько перекрестков, и теперь Грозовая туча указал мне на переулочек, в котором находилась бывшая тюрьма, окна которой были заложены ракушечником, что придавало ей сходство с полуразрушенной средневековой крепостью. Нас окружали глухие стены, какие-то задворки.

Кореец подвел меня к тюремной стене, я взглянул на него, и мне показалось, что я вижу перед собой совершенно другого человека.

Время пролетело как-то незаметно, и вечер сменился ночью, озаренной яркой сияющей луной. На улицах почти не было людей. Вдали спешил по своим делам какой-то прохожий. Кореец следил за ним одними глазами, не поворачивая головы до тех пор, пока он не скрылся за углом, а потом посмотрел на меня, став неожиданно серьезным и отчужденным.

Каким-то изменившимся, хриплым и надтреснутым голосом, в котором совершенно не чувствовалось акцента, он сказал:

— Только не бойся, только не пугайся, только ничего не пугайся, пожалуйста.

Голос показался мне замогильным.

Я был настолько ошеломлен изменениями, происшедшими с Грозовой тучей, и самой ситуацией, что как-то не обратил внимания на исчезновение акцента и вспомнил об этом только впоследствии, примерно через два года, когда Ли заговорил со мной на чистейшем русском языке и сказал:

— Сегодня я говорю с тобой без акцента, потому что ты научился слушать меня, потому что именно акцент заставлял тебя внимательно прислушиваться к тому, что я говорю. Теперь я могу говорить с тобой, как с равным. Наконец-то, мой маленький брат, ты стал большим братом.

Но это случилось потом, а тогда я ошеломленно наблюдал какую-то невероятно торжественную перемену в его осанке, в его позе, в его взгляде. Мне показалось, что он вырос. Его костюм, который выглядел таким грязным и отвратительным днем, совершенно преобразился ночью, образовав единое целое с этим непредсказуемым человеком. Исчезли мелкие детали, и осталось только общее впечатление от фигуры, облитой лунным светом, неожиданно ярким для осени.

Мои чувства были настолько обострены, что я ощущал трепетание воздуха, которое можно было сравнить с предгрозовым состоянием, когда воздух кажется вязким и наэлектризованным. Мне почудилось, что воздух застыл вокруг меня, как густая, неподвижная масса, которую ощущаешь, когда движешься в ней.

И это необычное состояние, вероятно, подготовило меня к тому, что случилось дальше.

— Ничему не удивляйся, — снова заговорил кореец. — Стой там, где стоишь. Не сходи с этого места.

Пока он это говорил, руки и ноги у него как будто свело судорогой, и они приняли неестественное положение, странным образом вывернувшись внутрь. Лицо его преобразилось и в полутьме, при свете луны, стало необыкновенно бледным. Из человека он на глазах превращался в нечто, описанию не поддающееся. Из горла корейца вырвался низкий шипящий звук, переходящий в пронзительный визг и затем в едва уловимый свист. Звук странным образом воздействовал на меня.

Я качнулся в сторону, ухватился двумя руками за стену и начал сползать вниз. Было такое впечатление, что кто-то схватил мои внутренности одной рукой, а мозг — другой и пытается вырвать их из меня, причем мозг стремился вверх, а внутренности падали вниз. Веки налились свинцовой тяжестью. Меня вырвало. Огромным усилием воли я заставил себя посмотреть на Ли. Как раз в этот момент его тело, как будто выпущенное из катапульты, с силой рванулось вверх, перевернулось вокруг своей оси и ударилось о стену на высоте более двух метров. Ли падал вниз головой, но в первое же мгновение столкновения с землей, непостижимым образом оттолкнувшись плечами от булыжной мостовой, он снова взмыл вверх. Каскад поворотов, прыжков, двойных и тройных сальто слился в моем сознании в один хаотический рисунок, до сих пор пламенем бушующий в моей памяти. Неистовая какофония полетов, казалось, длилась вечно. На самом деле прошло всего несколько секунд.

Я уже мог дышать более свободно. Руки дрожали. Лоб покрылся испариной. Закончивший свои упражнения кореец снова превратился в обыкновенного человека. Чтобы привести меня в чувство, он ногтем больно надавил мне на точку под носом, а потом, резко наклонившись, через одежду сильно укусил мой живот примерно на расстоянии ладони выше пупка.

От резкой боли я пришел в себя и схватил его за уши, пытаясь оттолкнуть его голову. Уши корейца оказались на удивление мягкими и растягивались, словно эластичная резина. Это ощущение невероятных ушей после всего увиденного волной ударило мне в мозг, и я захотел его о чем-то спросить, сам еще не понимая о чем, но не смог выдавить из себя ни звука.

Грозовая туча с усмешкой взглянул на меня и с сильным акцентом произнес:

— Нет, я не инопланетянин, и не надо на меня так смотреть.

От этих слов, я, казалось, онемел навеки. Он сказал: