Тайное становится явным - [14]

Характеризуя позицию Англии в период германо-польской войны, видный деятель лейбористской партии Хью Дальтон признавал: поляков мы «предавали, обрекали на смерть, а сами ничего не делали, чтобы им помочь». Ни Чемберлен, ни Даладье не принимали польских послов в Лондоне и Париже, добивавшихся ответа, какая помощь будет оказана Польше в соответствии с обязательствами Англии и Франции.

Польская военная миссия, прибывшая в Лондон в день объявления Англией войны Германии, целую неделю ждала приема у начальника имперского генерального штаба генерала Айронсайда[72]. Наконец, приняв поляков, он заявил: английский генеральный штаб не имеет никакого плана помощи Польше. И советовал полякам закупать оружие в нейтральных странах. Потом Айронсайд пообещал выделить 10 тыс. устарелых винтовок «Гочкис», 15–20 млн патронов и доставить их из Англии через… пять-шесть месяцев! Ни танков, ни зенитной и противотанковой артиллерии, ни истребителей, которые так были нужны Польше, Англия даже не обещала[73].

Позднее Черчилль в своих мемуарах признавал: «Весь мир был поражен, когда за сокрушительным натиском Гитлера на Польшу и объявлением Англией и Францией войны Германии последовала гнетущая пауза… Франция и Англия бездействовали в течение тех нескольких недель, когда немецкая военная машина всей своей мощью уничтожала и покоряла Польшу»[74].

В свое время французские и английские генералы и политики, пытаясь оправдать перед историей политику Запада в отношении Польши, заявляли: Англия и Франция не имели достаточных сил, чтобы прийти на помощь Польше или вести активные военные действия на Западе после ее разгрома.

Конечно, боевая готовность Англии и Франции была ниже, чем у фашистской Германии. Но военные силы этих стран были вполне достаточны для эффективного отпора агрессии: только во французской армии было отмобилизовано 110 дивизий, имевших 2560 танков и 10 тыс. орудий, экспедиционный корпус англичан имел в своем составе 5 дивизий, около 1500 самолетов. Германия, сосредоточившая основные, отборные дивизии на Востоке — в Польше, на Западном фронте имела лишь 23 наспех собранные, плохо вооруженные и обученные резервные дивизии. Они имели запас снаряжения и боеприпасов лишь на три дня боя. После войны немецкие генералы признавали: если бы англо-французские войска перешли в то время в наступление, они без особого труда продвинулись бы в глубь Германии[75]. «У военных специалистов, — позднее писал гитлеровский генерал Вестфаль, — волосы становились дыбом, когда они думали о возможности французского наступления сразу же в начале войны»[76].

Начальник генерального штаба сухопутных сил вермахта генерал Гальдер признавал: «В сентябре 1939 г. англо-французские войска могли бы, не встретив серьезного сопротивления, пересечь Рейн и угрожать Рурскому бассейну, обладание которым являлось решающим фактором для ведения Германией войны»[77].

Однако Гитлер был твердо уверен: на Западе реальных военных действий не предвидится, и приказывал перебрасывать в Польшу дивизии с Западного фронта. Германия в тот критический период фактически избежала войны на два фронта, чего так опасались все немецкие политики еще со времени Фридриха II и Бисмарка.

О масштабах военных действий на Западе красноречиво свидетельствуют цифры: только 9 декабря английская экспедиционная армия понесла первую жертву — был убит один капрал. Общие французские потери к концу декабря 1939 г. составили 1433 человека[78]. Что же касается немецких войск на Западном фронте, то там насчитывалось менее 700 человек в числе убитых, раненых и пропавших без вести. Германские и союзные сводки, как и в годы первой мировой войны, гласили: «На Западном фронте без перемен».

Стратегия «странной войны» — пассивно-выжидательная стратегия — означала продолжение правящими кругами Англии и Франции все той же мюнхенской политики в обстановке формального состояния войны: Гитлеру вновь и вновь давали понять: его агрессия на Восток, против СССР, встретит одобрение.

Во Франции росли капитулянтские настроения. Во французском парламенте был создан секретный «комитет связи», представители которого добивались переговоров с Гитлером. Капитулянты — министр иностранных дел Боннэ, бывшие премьер-министры Фланден и Лаваль, маршал Петэн считали необходимым способствовать установлению фашистских порядков в стране.

Пораженцы в Англии во главе с премьер-министром Н. Чемберленом, министром иностранных дел Галифаксом, Джоном Саймоном, Сэмуэлем Хором, фашистские элементы во главе с Мосли выступали за то, чтобы «ненужную войну» против Германии превратить в «нужную войну» — войну капиталистических государств против СССР. В конце октября 1939 г. комитет начальников штабов Англии даже рассматривал вопрос «о положительных и отрицательных сторонах объявления Англией войны России»[79]. Начальник имперского генерального штаба Айронсайд 28 декабря 1939 г. записал в своем дневнике: «Я думаю, что мы имеем возможность все повернуть против русских…»[80].

В феврале 1940 г. правительство США послало в Европу своего специального представителя — заместителя государственного секретаря С. Уэллеса с целью прозондировать вопрос о возможности создания единого антисоветского фронта. Он вел переговоры с Муссолини, Гитлером, Н. Чемберленом и Черчиллем, Даладье и Рейно. Однако из его миссии ничего не вышло — слишком непримиримы были межимпериалистические противоречия