Тайное сокровище Айвазовского - [9]

— Да никого он не упоминал, и вообще у него дружки в другом дворе жили, — отмахнулся Михаил Степанович.

— В другом?

— Ага, на 6-й Красноармейской. Вот там и поспрашивайте.

— А дом, дом какой? — Алеша заволновался.

— Да вроде в двадцатом, я как-то раз с ним у ворот столкнулся. А может, и другой, не помню уже. Говорил, дружки у него там живут, частенько туда ходил. Наши сперва обижались, а потом привыкли. Друзья есть друзья, дело святое.

Скрипнула в дверь, и в комнату заглянула хозяйка. Окинула каким-то суетливым взглядом комнату и спросила тихонько, по-мышиному:

— Миша, а супчик подавать уже? Готово все.

— Неси. Мы уж закончили, — зашевелился хозяин, поворачиваясь к столу и с удовольствием расправляя скатерть. — Обед, уж извините. — И кивком указал на дверь.

Алексей не обиделся. Он и так уже узнал немало. Майор, скажем, столь ценных сведений раздобыть не смог.

Торопиться на 6-ю Красноармейскую он не стал, а решил сперва побеседовать с Павлом Петровичем из шестого подъезда. Время утреннего моциона вышло, и найти кого-либо во дворе дома двадцать по 6-й Красноармейской он все равно сейчас не рассчитывал. Придется ждать до завтра, а значит, прощай выходные.

Ничего, потом отгуляет. Алексей кубарем скатился по узкой черной лестнице. Отчего-то все жители этого красивого старого дома предпочитали именно ее, с крутыми ступенями, бурой темной краской, запахами борщей и впитавшегося в стены дыма.

Павел Петрович оказался полной противоположностью своему приятелю. Маленький, опрятный, во фланелевой рубашке и вязаной жилетке, он сразу располагал к себе. Узнав, по какому делу прибыл Алексей, сразу предложил чаю.

— Не стесняйтесь. Весь день ведь на ногах? Молодость — дело хорошее, да мороз на улице. Клава, доставай чашки. У нас и чайник горячий. Сахар берите. И варенье. Вот так, — кивал он, глядя на гостя. — Вот.

Алексей с благодарностью отхлебывал горячий чай и чувствовал, как проникается симпатией к хозяевам. Дело шло к обеду, организм требовал свое, так что угощение пришлось кстати. Он до того обнаглел, что слопал два куска булки с вареньем. Начальство такое поведение вряд ли бы одобрило. Ну да глядишь, оно об этом и не узнает.

— Вот, — в очередной раз кивнул Павел Петрович, когда Алеша счастливо отставил чашку. — Так зачем я вам понадобился?

— Я по поводу вашего знакомого, Сергея Игнатьевича Коростылева.

— А что рассказать — и не соображу, — потер рукой подбородок Павел Петрович.

— Меня интересуют его друзья, приятели, знакомые, родственники. Может, вы кого знаете, видели? — в который уже раз повторил заученную фразу Алексей.

— Друзья-приятели? Нет, не знаю. Он не с нашего, так сказать, двора. Не из нашей компании. Ты, Клава, знаешь? — обернулся он к жене, сидевший тут же за столом с вязанием.

— А ты что, не помнишь? Варвара Тимофеевна из шестнадцатой квартиры говорила, что он все время к каким-то знакомым на 6-ю Красноармейскую ходит.

— Нет, — покачал головой Павел Петрович.

— У него там то ли сослуживец бывший живет, то ли друг детства. Варваре Тимофеевне, когда она его там первый раз встретила, он и объяснил. Она там рядом в приеме стеклотары работает. Так вот он туда чуть не каждый день ходил. Не днем, а ближе к вечеру, как народу с работы домой идти. Я сама этого не видела, но Варвара Тимофеевна говорила.

— А вы не знаете, как его знакомого зовут, того, к кому он в гости ходил? — Алексей уже поздравлял себя с победой.

— А вы лучше у Варвары Тимофеевны спросите, она сейчас дома. Паша, проводи товарища лейтенанта. Это на четвертом этаже, как раз над нами.

— Говорил, — кивнула краснощекая Варвара Тимофеевна. — Это года два назад было, летом. Жарища была, вот я и выставила табурет на улицу, чтобы воздухом подышать. Смотрю — он идет. Разговорились от нечего делать. Куда это вы, спрашиваю. К приятелю, говорит, он у меня вон в том дворе живет. В 23-м доме, значит. Вот туда и ходил. Правда, в последнее время что-то я его не замечала. Так я за ним и не слежу. Мне работы хватает, да и зима не лето — окна заморожены, топят у нас не ахти, весь день в фуфайке и в валенках сидишь, а то не дай бог ревматизм наживешь, как вон у Петра Ивановича за стенкой. Как он, бедняга, мучается, особенно в сырость. А тоже в молодости в подвале в сапожной мастерской сидел, себя не берег. Вот в старости и хворает.

— Ясно. А к кому же Коростылев ходил в 23-й дом? Может, по имени знакомого своего называл или по фамилии? Или говорил, откуда знакомы? А может, вообще к женщине ходил? — не хотел отказываться от своей версии лейтенант.

— А вот это уж чего не знаю, того не знаю, — развела руки Варвара Тимофеевна. — Мне говорил, что к приятелю какому-то, а что за приятель — я не спросила. Да мне и незачем.

Значит, придется снова опрашивать жителей. На улице уже стемнело, мороз стал мягче, и в свете неярких фонарей кружились крупные пушистые хлопья. Алексей стоял посреди двора, смотрел на темно-синий квадрат неба над головой, на лицо мягко опускались холодные снежинки, и ему казалось, что он на дне огромного колодца. Уютно светились окошки, горку и качели запорошило снегом, во дворе было тихо, словно жизнь замерла по волшебству, и только он один избежал злых чар.