Тайное Пламя. Духовные взгляды Толкина - [23]

Джон Сауард цитирует замечательный отрывок из Гонория Августодунского[48]:

День этот числится среди главных праздников, ведь само христианство ведет свой отсчет от этой даты. В этот день мир, погубленный грехом, был возрожден к жизни через Страсти Христовы. В этот день также был обезглавлен Иоанн Креститель, и в этот же день отрубили голову Иакову, брату Иоанна. В этот священный день ангел возвестил Воплощение Христа — что ныне празднует вся Церковь. Мы читаем, что в этот день, в тот самый час, когда первый человек был создан в раю, Сын Божий, Новый Человек, был зачат во чреве Пресвятой Девы. Она была Эдемом плодоносным, fons hortarum[49], ибо в ней произросло Древо Жизни и от нее заструился источник мудрости, изливая в мир все свои услады, — источник, в Котором сокрыты все сокровища премудрости и ведения (ср. Кол 2:3)[50].

Так почему же датой уничтожения Кольца Толкин выбрал 25 марта? Задумаемся снова, что такое Кольцо. Мы уже рассмотрели его как архетип «Машины». С богословской точки зрения Кольцо Власти воплощает темную магию злой воли, самоутверждение в непокорстве Господу. Оно как будто наделяет свободой, но его истинная цель — сделать нас рабами падшего ангела. Оно разъедает волю смертного владельца, тот постепенно «истончается», становится ненастоящим; невидимость как раз и символизирует эту способность Кольца уничтожить все естественные человеческие связи и саму личность, закрыть доступ для света.

Тот, кто входит в пределы его золоченого круга, рассчитывает (ведь его не видят) обрести власть над другими. В этом отношении оно напоминает перстень невидимости во второй книге Платонова «Государства» (где приводится небезынтересное противопоставление «человека несправедливого», который пользуется перстнем, чтобы присвоить чужое имущество, с «человеком справедливым», которого не портит власть перстня, зато его в конце концов бичуют и пытают). С помощью магии Кольца мы преодолеваем ограничения материи и вступаем в мир духовных сил, но, пока это происходит, становимся насквозь видимыми для сил зла.

В сущности Кольцо отчасти символизирует грех гордыни. Оно влечет нас к Темному Властелину, искушая уподобиться ему. Окружность Кольца — это образ воли, замкнутой на себе самой. Пустое пространство внутри подразумевает Пустоту, в которую мы ввергаем себя, используя Кольцо. Там, незримые для прочих, мы отрезаны от общения с себе подобными, от дружбы и братства; мы безлики, безымянны и одиноки. Власть, даруемая Кольцом, — это иллюзия. В конечном итоге оно уводит нас в мир, где мы оказываемся наедине с Оком (тем самым Оком, которое способно видеть лишь свои собственные отражения). В этом мире зла для двух воль нет места. Владелец Кольца либо поглощен и уничтожен, либо он одерживает верх — и сам становится Темным Властелином[51].

Кольцо — воплощение греха. Оно искушает и поначалу вроде бы безобидно; нося все труднее, и со временем оно разломает душу. Таким образом, уничтожение Кольца — это символ великой победы в миг Благовещения, когда Мария распахнула двери для Слова Божьего в наш мир. Ее согласие, «да будет Мне по слову твоему»[52], отменяет отрицание Господней воли, которое мы зовем первородным грехом. Грех этот тоже оборачивается своего рода «невидимостью»: Адам спрятался от Господа между деревьями Рая. «И воззвал Господь Бог к Адаму и сказал ему: где ты?»[53].

В Лондонской национальной галерее хранится небольшая картина (створки алтаря), так называемый Уилтонский диптих. Заказанный Ричардом II, диптих — одно из самых ценных и загадочных произведений искусства во всей Англии. На одной из створок изображен коленопреклоненный король в окружении святых: он вручает страну Деве Марии или, возможно, младенцу Иисусу у нее на руках, который протягивает руки навстречу дарителю. Короля окружает бесплодная, унылая пустошь, но у ног Девы Марии зеленеет трава и цветут яркие цветы[54], а в воздухе вокруг нее теснятся ангелы.

Именно такой Дева Мария неизменно присутствует, в самом сердце художественного замысла — у Толкина, — облеченная красотой природы, самое совершенное из Господних созданий, сокровищница всех земных и духовных даров. Эльберет, Галадриэль и такие женщины, как Лутиэн и Арвен, отражают именно то, что Толкин, по его собственным словам, нашел в Марии: красоту, исполненную и величия, и простоты[55]. Величие, ибо здесь мы видим красоту, увенчанную всеми почестями, которые только может дать рыцарство; а говоря о простоте — что может быть проще звездного света?

ВСЕЛЕННАЯ ЗНАКОВ И СИМВОЛОВ

Мы уже видели, что «религиозный элемент» — мало того, элемент католичества — вплетен в символику легенд. Но не слишком ли далеко зашел Толкин, начисто исключив религию? Некоторые читатели удивляются тому, что, не считая дьяволопоклонства поздних нуменорцев, в Средиземье, по всей видимости, отсутствуют даже языческие религии[56], а ведь действие, в конце концов, происходит в дохристианские времена. Редкие обращения к Эльберет, нуменорский обычай, или «Минута Молчания» перед трапезой вряд ли потянут на целую религию.

И на это у Толкина был ответ. По его словам, народы Запада, описанные в легендах, происходят от людей, бежавших от языческого культа, насаждаемого Изначальным Темным Властелином, и под влиянием эльфов пришли в «чисто монотеистический мир». Этим поклоняться подобает одному только Эру, как поклоняются ему на дальнем Западе Валар и эльдар. Однако религиозного почитания Валар возникнуть не могло, а для людей тех времен Эру был слишком далек, чтобы оказаться в фокусе какого–либо культового ритуала — он еще не открыл (как откроет позже иудеям), как именно вступить с Ним в отношения завета (L 156). (Подробнее см. примечание к письму № 153.)