Тайное письмо - [29]

– Магда… mein Schatz![6]

– Оставь меня одну! – крикнула Магда, и в ее голосе мать услышала рыдания.

– Я должна сказать тебе нечто важное.

Ей никто не ответил.

– Магда, сегодня я получила письмо от Карла.

Магда распахнула дверь.

– Почему ты сразу не сказала?

– Ты не дала мне такой возможности.

– Он пишет, что не сможет вернуться, – сказала Магда, пробегая глазами письмо. – Говорит, что его интернировали.

– Знаю, – Кете промокнула глаза краем передника. – Неужели его арестовали?

– Ничего не могу сказать, – ответила Магда. – Может, и так. Он пишет, что профессор в университете был добр к нему и замолвил за него словечко перед властями, – она с надеждой посмотрела на мать, – говорит, что этот человек пытается помочь ему и, возможно, он будет помогать в работе на его ферме.

– Это так странно, – сказала Кете, – все эти годы Карл терпеть не мог работать на ферме, а теперь его заставляют этим заниматься.

– Но это лучше, чем воевать, – заметила Магда, отдавая матери письмо.

– Да, наверное, – согласилась та, продолжая всхлипывать.

– Теперь ты можешь сказать, что он тоже «выполнил свой долг», – сказала Магда. – Все равно он сейчас в тюрьме.

Кете расплакалась.

– Да. Да, верно… конечно… Но главное – мы знаем, что в данный момент ему ничто не угрожает.

Когда Петер вернулся после дойки коров, он прочитал письмо сына со слезами на глазах.

– Слава богу, что его здесь нет, – сказал он и отложил в сторону письмо.

– Может, теперь, – предположила Кете, – война скоро закончится? Французы ведь уже сдались, правда?

– Хм, – сказал Петер, – да, но остаются еще британцы. Они могут дольше продержаться.

– Но ведь мы уже заняли Париж?

– Даже не знаю. Говорят, что все закончится через несколько месяцев, но я в это не особо верю.

Ночью, лежа в кровати, Магда мрачно обдумывала предстоящие «празднества» и перечитывала первое письмо от Карла. В какой-то мере этот тонкий, почти прозрачный лист бумаги стал для нее единственным сосредоточением истины в ее мире – мире, где царили ложь, обман и жестокость. Конечно, на ферме она чувствовала себя достаточно защищенной. Магда жила с родными в сельской местности, казавшейся тихой гаванью в сравнении с ужасами войны. Ежедневная фермерская рутина успокаивала и дарила ощущение безопасности, пусть и очень поверхностное. Стук копыт коров во дворе, которых дважды в день вели на дойку; отец, выводящий лошадей вспахивать поле или направляющийся косить либо собирать урожай; мать, сбивающая на кухне масло или делающая сыр, чтобы потом продать его на рынке; ряды банок с вареньем и засоленными овощами в кладовке; тушеная крольчатина и румяный, только что зажаренный цыпленок, подаваемый матерью за ужином… Магда спала в чистой постели, пила теплое молоко и хорошо питалась. Но по ночам, снова и снова перечитывая письмо Карла, она понимала, что эта уютная деревенская жизнь была лишь иллюзией. За этим покровом защищенности целому поколению внушали, что Адольф Гитлер – бог, что каждое его заявление является непреложной истиной, хотя на самом деле истина заключалась в том, что на войне гибли тысячи человек. Немецких граждан лишали свободы или даже жизни только потому, что они были евреями или вера в истинного Бога не позволяла им проникнуться теми идеями, которые нацисты навязывали всем. В своем письме Карл показал ей правду. И теперь пришло время ей, Магде Майер, присоединиться к этой борьбе. В конце концов, ведь именно этим и занимался Карл.

Глава одиннадцатая

Кесуик, июнь 1940 года

Дорогие мама и папа!

От одной из наших учительниц – миссис Бернетт, – которая недавно приехала из Ньюкасла, я слышала, что ночью немецкие самолеты летали над городом, однако не причинили ему вреда. Она выглянула в окно и увидела их в свете прожекторов! Миссис Бернетт сказала, что на третьем сигнале тревоги она попыталась разбудить своего мужа Роджера, чтобы уйти с ним в бомбоубежище, но в ответ получила лишь: «Пусть прилетают! Я останусь здесь, даже если меня разбомбят!». Правда это так странно? Но я не понимаю, почему эти самолеты не были сбиты? Все это говорит не в пользу нашей зенитной артиллерии. Но на улице было влажно, целый день шел дождь. Возможно, именно дождь и помешал нацистам.

Мне кажется, что подписание «мира» в том же месте, что и в 1918 году, – это просто отвратительно! Бедные французы! Что вообще происходит?! Напиши, что ты думаешь, ведь мнение ребенка о данной ситуации может быть неправильным.

Наверное, в последние ночи вы мало спите. Надеюсь, папе не стало хуже с его несварением желудка.

С любовью, Имоджен

Имоджен писала адрес на конверте, когда услышала, как в прихожей настойчиво зазвонил звонок. А еще через минуту до нее донесся животный вопль, напомнивший ей вой лисы, попавшейся в капкан браконьера.

Она отложила письмо и сбежала вниз по лестнице, где обнаружила миссис Латимер, сидевшую на корточках на полу. Рядом с ней лежала телеграмма, а на пороге стоял растерянный почтальон.

– Простите, – сказал он тихо. – Мне так жаль…

– Вы ни в чем не виноваты. Спасибо, – ответила Имоджен, кивнула ему на прощание и закрыла дверь.

Мистер Латимер был в саду. Он услышал шум и поспешил по тропинке, ведущей к дому.